28 
И юноша перестал обращать внимание на то, открыт он или нет. Он как бы разгонял клинок, а тяжесть расширяющегося к концу лезвия увлекала руку за собой. Меч описывал в воздухе расширяющиеся круги. Он «тянул» Несмеха и дважды едва не увлек в пропасть. Но, поймав некий ритм, Несмех позволил телу раскачиваться вместе с рукой, держащей оружие, и почувствовал себя деревом, вросшим в землю и гнущимся на ветру. Одна лишь кисть да связки мышц напряжены, чтобы удержать сверкающий вихрь, со свистом прорезающий воздух. Не рука его раскручивала меч. Рука только лишала металл свободы. Сила, которой повиновался клинок, шла откуда-то из живота, и это она разгоняла меч все быстрее и быстрее…
Эйрис сделала выпад.
Несмех даже не ощутил соприкоснувшихся лезвий. Звон – и прямой меч девушки отбросило в сторону.
– Хорошо, Большой! Хорошо! – воскликнула она.
Несмех вращал меч, наслаждаясь властью над ним, наслаждаясь пением стали… Он и сам готов был петь от радости!
Еще один выпад – и снова конгай даже не ощутил удара.
Он упивался собственной силой!
…и даже не понял, что произошло. Меч вдруг вырвался из руки, а сам юноша, откачнувшись назад, полетел в пропасть.
Эйрис успела поймать его запястье и удержала от падения. Обескураженный, Несмех увидел, что она хохочет.
– Оу! Большой! Мне наконец-то понравилось обучать тебя!
– Ты обезоружила меня! – воскликнул юноша, возмущенный ее весельем.
– Оу! Ты просто забыл, что ты не один! Не огорчайся! – Она похлопала юношу по вздувшимся мышцам предплечья.– Ты сделал все, как надо! Оу! – Она снова засмеялась, и Несмех понял, что она очень довольна.
– Ты, несмышленыш-чужак, за какой-то час сделал то, на что мне, дочери Народа, понадобилось два года! Большой! Когда ты станешь Властвующим, возьмешь меня в ученицы?
Несмех смутился, но потом, заразившись ее радостью, улыбнулся:
– Возьму! Если ты не будешь вышибать у меня меч! Кстати, как это тебе удалось? – После похвалы наставницы его самомнение подросло.
– Я нашла твой исток и спустилась вниз по реке! – ответила Эйрис.
– Очень красиво! – пробурчал Несмех.– А теперь скажи, как говорят для несмышленышей-чужаков! Чтобы было понятно!
Глаза Эйрис заискрились. Она была изумительно красива в этот момент.
– Когда ты играешь мечом, Большой, вы – вдвоем! Ты и он. Когда ты сражаешься – вы тоже вдвоем. Ты и твой противник. Там, где двое хотят быть вдвоем (как ты и твой меч), третьему места нет. Вы, вдвоем, отталкиваете его. Но я играю в эту игру дольше вас! – Она снова засмеялась.– Потому я стала третьей и ваш союз распался! Я поймала твой меч – и он стал моим! Если бы ты умел играть по-настоящему, ты принял бы меня и мой клинок! Потому что в этой игре нет ограничений! Оу! Большой! Поединок – самая интересная игра, какую я знаю!
– Видел я! – буркнул Несмех, глядя на разгоряченное лицо и восторженные глаза расшалившегося ребенка.– Кровью пахнет!
– Бо-ольшой! – Эйрис нисколько не обиделась. И ни капельки не огорчилась.
– Ты – камень, Большой! Большой, грузный, серый валун! Выигрыш, проигрыш, чем они больше, тем интересней игра! Это – как Вечное Лоно! Что больше жизни? Только смерть! И потому мы побеждаем Лоно, а не оно нас! Потому что Лес – это Жизнь! Сначала Жизнь, а потом Смерть. А мы – сначала Смерть, а потом – Жизнь!
– Мне это совсем не нравится! – проворчал Несмех.– И не нравится, что это нравится тебе!
– Глупости! Пойдем. Я хочу, чтобы ты показал кое-кому Поющий Шатер. Видишь, я уже начинаю тобой хвастаться!
– Поющий Шатер – это защита, которую я только что делал? – спросил Несмех.
– Не защита,– поправила Эйрис.– Поющий Шатер – не для того, чтобы защищаться, а для того, чтобы чувствовать. Понимаешь?
– Вроде бы, да,– задумчиво произнес конгай.
А прилично стрелять из лука он так и не научился.
* * *
Прошло девять месяцев с тех пор, как Тилод, которого теперь звали Несмехом, попал в Гибельный лес. Молодой фарангец очень изменился. Тело его, опаленное южным солнцем, обрело тот же цвет, что и у большинства Хозяев Реки. Он потерял четверть веса, и сила его увеличилась вдвое, а мышцы обрели твердость дерева и прочность шелковой бечевы.
Он научился многому. И многое из того, что он теперь умел, пришло будто само по себе.
Навыки и умения, за которые Береговой Народ платил годами изнурительной работы, начинавшейся с самого рождения и не кончавшейся никогда, давались Несмеху за считанные месяцы.
28 
