Лёгкий, ненавязчивый романчик 
71 
В Сарбуре только сословие воров могло сетовать на новую власть. Керанраон взялся за ночных братьев всерьез: отчасти для того, чтобы пресечь вспышку разбоя, неизбежную при смене правителя, отчасти – чтобы заставить наиболее способных к оружию головорезов примкнуть к его армии. Бывший Исполняющий Волю преуспел в своих намерениях. Первой ощутила твердость его руки златолюбивая и недисциплинированная здесь, в безалаберном и пестром Сарбуре, стража порядка. А когда Владыка Юга втрое увеличил ее за счет своих солдат, все изменилось настолько, что даже на территории порта можно было пройтись с полным кошелем денег, сохранив и кошель, и жизнь.
Теперь, когда самозванный Владыка Юга задумал повелевать всем Конгом, ему следовало убедить народ, а в первую очередь – жителей Сарбура в неизбежности грядущей войны. Довод у него был сильный: урнгурцы. Урнгурцы, которые заправляют на севере и силой заставили примкнуть к себе конгаев. Так это или нет, но в Сарбуре, где к северянам относятся свысока, подобное никого не удивит.
Керанраон не сомневался, что убедит их в чем угодно, потому что знает южан как облупленных и всегда добьется от них того, чего хочет!
Толпа полностью запрудила храмовый двор, напряжение нарастало. Турарбур, мгновенно определявший нужную минуту, тронул плечо Керанраона:
– Начинай, достойный!
Владыка Юга посмотрел вниз, на волнующуюся людскую массу, и кивнул.
– Народ благословенного Конга! – воскликнул он.– Ныне возвращается к нам счастливое время!
Кераораон был уверен в успехе, потому что полагал: с северянами он управится. О том, что происходит южнее Сарбура, новый Владыка Юга понятия не имел. Те земли были для него – словно морское дно. Знаешь, что оно есть. Знаешь, что там кто-то живет и что-то происходит. Но кто из обитателей суши всерьез принимает в расчет то, что проиходит на морском дне?
То было утро двадцать третьего дня первого месяца лета.
* * *
Нанятые подручным Натро корабли прибыли к устью Южанки в первый день второго месяца лета. Четырнадцать больших кораблей. Слишком больших, чтобы подняться вверх по реке, поэтому к их приходу три с половиной тысячи ссыльных и около двух сотен стражников уже стояли лагерем на морском побережье. Это было далеко не все население городка. Около сотни ссыльных, восемь десятков солдат и все поселенцы решили остаться на Юге. Тилод никого не заставлял идти вместе с ним. Но те, кто пошел, признали его власть и поклялись следовать за ним до конца.
Однако прежде зодчему пришлось силой доказать свое право: через два дня после того, как Черные Охотники захватили городок, среди ссыльных вспыхнул бунт.
Отчасти сам зодчий был тому виной. Зная, что ни краурхов, ни сиргибров на кораблях перевезти не удастся, он на следующий день отправил Черных Охотников напрямик, через горы – к началу Медного Тракта, с тем, чтобы позднее соединиться с ними уже на земле Конга. Слушающий Дирг, оставшийся с Тилодом, поддерживал с ними связь. Охотники ушли, а Тилоду предстояло командовать четырьмя тысячами ссыльных, полусотней поселенцев и тремя сотнями солдат стражи.
С солдатами Тилод договорился легко. Узнав о смерти Великого Ангана, те из них, кто хотел вернуться в Конг, с готовностью подчинились Тилоду. Поселенцы зодчего не интересовали, а ссыльных он полагал своими естественными союзниками. Зодчий изложил им свои планы, набрал добровольцев для постройки плотов и предоставил их самим себе. Тилод совсем недолго прожил в бараках. Его могучая фигура и лицо, на котором ясно читалось: тронешь – умрешь! – позволили зодчему держаться особняком. Потому Тилод не знал, что далеко не все сосланные на Юг попали сюда за преступления против Великого Ангана. Довольно было и бывших разбойников, и членов воровских шаек, которым «милосердный» Великий Анган предоставил возможность умереть не на эшафоте, а в южных джунглях. Большинство ссыльных провело на Юге не один год: под постоянной угрозой гибели, без женщин, без самого необходимого. И в повиновении их удерживали даже не стражники, а сам Гибельный Лес. Бежать некуда. Стражу можно перебить, но через день-два поднимутся вверх по Южанке уллы[13] с воинами и сотрут в порошок бунтовщиков. Конечно, кое-кому мысль о восстании приходила в голову, но стоило бедняге об этом заговорить – и ему наступал конец. Слухачи из самих же ссыльных мигом доносили страже, и вместо свободы приходила мучительная смерть.
71 
