очень нудно 
111 
Бен смутил ее зловеще мягким голосом:
— Я никогда не солгал бы тебе, Аделина.
— Я не это имела в виду. Я только…
— Испугалась, — пробормотал он, касаясь ее лица кончиками пальцев. Несмотря на мягкость его прикосновений, она дрожала от тревожных предчувствий.
— Ты сердишься.
— Я свернул бы твою тоненькую шейку, если бы знал, что тогда узнаю, что могло случиться, чтобы заставить тебя предчувствовать все это.
— Это не важно.
— Для меня важно.
— Я только беспокоюсь о папе, только и всего. И теперь, когда я знаю, что дом будет охраняться, я чувствую себя намного лучше.
Но Бен не утихомирился, и продолжал хмуриться, когда она стала покрывать его лицо легкими поцелуями.
— Это не поможет, Аделина.
Адди остановилась и посмотрела на него, понимая, что ее игривость не имела успеха. Она все еще боялась, и они оба знали это. Время неумолимо наступало, неся с собой ощущение гибельной неизбежности. Она боялась за Рассела и за Бена. Он был обвинен тогда в убийстве Рассела, сбежал из «Санрайз» и скитался в течение пятидесяти лет. Она видела его – жалкого бездомного старика. Полная противоположность ему нынешнему. Образ был туманен, но сохранился глубоко в душе и часто посещал ее.
— Обними меня, — сказала она, наконец, чувствуя себя несчастной и виноватой, и его руки обвились вокруг нее.
Его голос был одновременно груб и ласков:
— Маленькая глупышка. Ты думаешь, что я собираюсь позволить, чтобы с тобой что-то случилось? Храни свои тайны. Пока. Но это – последний раз, когда я стою в стороне и выкручиваю себе руки, оставляя при тебе твои маленькие секреты. Настанет время, когда я начну задавать вопросы, Адди, и я буду ждать на них ответы. И тогда помоги тебе Бог, если ты попытаешься умаслить меня. Поняла? – Бен подождал, пока не почувствовал как она кивнула у его груди. Он поцеловал ее в макушку. — Не бойся. Все будет просто прекрасно. Ты же знаешь, я всегда буду заботиться о тебе.
Она прижалась к нему крепче и страх и вина постепенно исчезли. Тепло окутывало ее, заставляя пылать. Она наслаждалась защитой его тела, таяла от удовольствия, когда его руки гладили ее по спине. Если бы только он мог держать ее так всегда. Она очень хотела рассказать ему, чего она боялась на самом деле, но не было никакого способа объяснить все это, кроме как сказать прямо.
— Бен? Если бы тебе нравился кто-то, а потом ты узнал, что он сделал в прошлом некие плохие вещи, это бы изменило твои чувства к нему?
— Это зависит, — сказал Бен глубокомысленно, его руки на мгновение остановились, затем снова возобновили свои поглаживания, — полагаю, это зависело бы от того, что именно он сделал. Если это было достаочно плохо…да, это бы изменило мое отношение к нему.
— о что, если он изменился и действительно сожалеет о том, что сделал?
— Я не тот, кто имеет право судить. Ты говоришь с бывшим конокрадом, помнишь?
— Угон скота – это худшая вещь, которую ты когда-либо делал?
Бен усмехнулся.
— О, я могу признаться и в худшем. Любой, кто знал меня прежде, чем я приехал в Техас, скажет тебе, что я промотал свою молодость.
— Ты сожалеешь теперь о всех тех вещах, что творил тогда?
— Я редко задумываюсь о прошлом. И не трачу напрасно время, сожалея о сделанном. Я уже трижды заплатил за свои ошибки, — он заметил впадинку у основания горла в раскрытом вороте ее сорочки и наклонился, чтобы припасть к ней губами.
— Откуда такой внезапный интерес к греху и искуплению? – спросил он приглушенно, — Вспоминаю всякие школьные штучки, тебя никогда не ловили на этом? Держу пари, ты прятала учительский мел. Или шушукалась с подружками на уроке географии…
— Никогда, — сказала она, устраиваясь поудобней. Она положила голову ему на плечо, наслаждаясь прикосновениями его губ. — Я всегда хорошо вела себя.
Он ловко расстегнул крохотные пуговки на вороте ее длинной ночной рубашки, одну за другой, спускаясь к ее груди.
— Я слышал нечто другое, Аделина.
— Не верь ни единому слову. А, кроме того, ты тоже вероятно не был ангелом.
Бен усмехнулся:
— Меня постоянно выгоняли с уроков.
— Нарушитель спокойствия.
— Угу. Однажды я спрятал змею в столе Мэри Эшборн, — он лениво хохотнул. – Она вытащила ее, когда полезла за карандашом.
— Как гадко!
— Это была маленькая садовая змейка. Она не стоила всего того крика.
111 
