очень нудно 
70 
Торд, поганец, тоже почти не пил. Делал вид. И сверлил меня ненавидящим взглядом. Вот сволочь неблагодарная. А я изучал физиономии своих сотрапезников в поисках того, кому мог бы доверять. И не находил. Немало было таких, кто не питал к Болтуну дружеских чувств. Однако сейчас был не тот случай, когда враг твоего врага становится другом. Это ведь мы со Свартхёвди и Стенульфом перебили их корешей. За такое здесь положено отвечать конкретно и лично. По-моему. Или на наемников вендетта не распространяется? Еще минус: все присутствующие друг с другом были хорошо знакомы. Когда был жив Лодин-ярл, они играли в одной команде. А мы были здесь чужаками.
Это очень правильно, что я назвал имя Хрёрека. Его знают во всей Дании. Надо полагать, знают и то, что мой ярл не прощает убийства своих людей.
Надо бы мне произнести тост за моих друзей. Это будет стратегически правильно.
Я встал. И произнес. Стараясь говорить нараспев, ритмично, как тут принято, я вкратце изложил историю недавней битвы. Упомянул, что мои друзья — любимцы самого Одина, поэтому каждый из них может запросто побить хоть двадцать врагов разом. В чем все присутствующие имели возможность убедиться. Далее я выдал фантастическую историю подвигов Медвежонка. Если ей верить, выходило так, что всеми своими победами Хрёрек-ярл обязан именно ему. Но это неудивительно, ведь… И тут я плавно перешел к родословной моего друга (я слышал ее так часто, что запомнил наизусть), особо остановившись на папе, Сваре Медведе, и маме — знаменитой на весь Сёлунд колдунье.
Ага, вижу, кое-кто забеспокоился. Не иначе, собирался пустить кровушку заезжим берсеркам, пока они в отключке. А вот теперь подумайте, стоит ли обижать мальчика, чья мама — колдунья. Лично я бы не рискнул… О Каменном Волке я распространяться не стал. Сказал лишь, что он был другом и доверенным законоговорителем прежнего конунга Дании. Слушайте, господа, и мотайте на ус. Убить такого, всё равно что зарезать генерала ФСБ. Технически нетрудно, но потом ой что будет…
Наконец пир победителей и побежденных закончился. И все расползлись по углам. Спать. За что я не люблю длинные дома норманов, так это за невероятную духоту. Этакий ароматический замес армейской спортивной раздевалки и общественного туалета, приправленный чадом и гарью закапанного жиром очага.
Я очень старался не спать, понимая что бывшие союзники очень даже не против зарезать меня во сне. Но башка пухла от духоты, веки слипались, а внутренние резервы бодрости иссякли еще часа три назад. Даже мысли о том, что неплохо бы завалить на сенцо какую-нибудь приятную на ощупь девку и проделать с ней ряд всем известных манипуляций (мое личное средство от засыпания), уже не вызывали привычного адреналинового прихода…
Словом, я продержался, наверное, часа два, успешно имитируя сон, а потом уже не имитируя…
Этот звук разбудил бы меня даже под снотворным. Звук, который теперь был мне известен лучше, чем карканье вороны. Не слишком громкий, но очень, очень характерный. Звук живой плоти, разрываемой неплохо заточенным железом. Его ни с чем не спутаешь. Я проснулся вмиг, а меч оказался в моей руке еще раньше, чем я проснулся.
В призрачном мерцании угольев я увидел склонившуюся над Стенульфом фигуру, осознал каким-то краем еще толком не проснувшегося мозга, что — всё, опоздал! Но все равно, на рефлексе, еще сидя, сделал выпад… И промахнулся. Потому что тот, над Стенульфом, качнулся и повалился на бок.
Оп! Длинная рука перехватила мое запястье и сдавила его. Больно. Я высвободился мощным рывком, подключив весь свой вес…
— Полегче, Черноголовый! — проворчал Каменный Волк, поднимаясь и вытирая нож об овечью шкуру, которой был накрыт. Потом ухватил за волосы того, кого только что зарезал, приподнял без особого напряжения…
— Ага, — сказал он, не заботясь о том, чтобы понизить голос. — Вот наш Болтун и договорился…
И тут всё завертелось. Сразу с полдюжины теней кинулись на нас. Хотя нет, насчет теней — это я погорячился. У этих теней были вполне материальные тела и не менее материальное оружие.
Стало очень шумно. Кто-то орал, кто-то визжал истошно. Кто-то выл от боли. Что-то падало и ломалось, отлетевшая в очаг шкура вспыхнула, озарив внутренность дома и заодно наполнив его клубами дыма и омерзительной вонью паленой шерсти…
Но мне было не до того, чтобы принюхиваться. Копье с хрустом воткнулось в лавку, на которой я позорно нарушил устав караульной службы. С другой стороны на лавку обрушился топор. То есть не на лавку, а на мою ногу, но ногу я убрал. Так же, как и туловище, которому предназначалось копье. Затем я отрубил руку с топором, а копейщику, который по инерции налетел на меня, заехал коленом в пах. Ему не понравилось. Но еще меньше ему понравилось, когда я пихнул его навстречу еще одному любителю резать сонных, а тот в запале всадил приятелю в спину копье. Да с такой силой, что наконечник выскочил у нехорошего человека из груди. Я отпихнул нанизанного раньше, чем тот заплевал меня кровью, и экономным тычком проколол сердце его убийцы.
70 
