102 
И тут Николай услышал странный шлепок. Труба схватился за ногу и осел на землю.
– Э? Что? – Дефер оглянулся.
Николай увидел его растерянное лицо, и тут похожий на щуку партнер Трубы выхватил пистолет и принялся всаживать пули в объемистое туловище жреца.
Первая пуля попала в плечо и развернула Дефера. Вторая угодила в спину и швырнула жреца на Николая. Тот отлетел назад – автоматчик каким-то невероятным образом успел отскочить,– опрокинулся навзничь, а Дефер девятипудовой тушей навалился сверху…
– А-а… – выдохнул жрец, неожиданно впился в пересохшие губы Николая страстным поцелуем, дернулся еще дважды (Веня Кубанский продолжал стрелять в лежащего, пока его самого не срезала очередь), затрясся, выдохнул в последний раз прямо в рот Николая и отбыл к своему покровителю.
А воздух уже с визгом кроили автоматные очереди.
Николай, отчаянно извиваясь, выкрутился из-под тяжеленного трупа, нырнул под днище микроавтобуса, успев увидеть Ахура, пускавшего кровавые пузыри. Посыпалось разбитое стекло. Лопнула граната – над головой завизжали осколки, калеча стенки микроавтобуса.
«Беги!» – шепнул внутренний голос.
Николай вынырнул с другой стороны микроавтобуса, проскочив между расставленных ног автоматчика,– тот даже не заметил – и кинулся по дороге к разворачивающемуся «мерседесу». У самого уха взвыла пуля. Николай распахнул дверцу, вцепился в нее, повис – машина уже рванулась с места, удержался и ввалился на заднее сиденье.
«Мерс», набирая скорость, понесся прочь. Николай осторожно выглянул в заднее окно, но они были уже слишком далеко, чтобы разглядеть детали. Впрочем, выстрелы были слышны хорошо.
– Цел? – спокойно спросил Сворд.
Николай ощупал себя, оглядел. Если не считать раздавленной Дефером губы и Деферовой же крови, не очень заметной на черной рубашке, все нормально.
– Цел.
«Мерседес» перепрыгнул через деревянный мостик, взметнул облако пыли.
– Дефера убили,– сказал Николай.– И этого, черного…
– Ахура. Я видел.
Николай ощупал языком распухшую губу.
– Дефер меня поцеловал,– зачем-то сообщил он.
– Ну? Вообще-то он мальчиков помоложе любил! – Мучников фыркнул.– Так что у тебя никаких шансов не было, Шаман.
– Да нет, он меня перед смертью поцеловал. Это что-то значит, Сворд?
– Может, и значит. А может, и не значит. Когда тебя посадят, Шаман, лучше об этом помалкивай. А то из Шамана Машкой станешь.
– А с чего это вдруг меня посадят? – мрачно спросил Николай.
Сворд засмеялся.
– А что еще с тобой делать? – осведомился он.– Да ты не бойся. Расскажи, как ты своими учениками питался, и тебя сразу из «Крестов» в спецбольницу переведут. А годика через три выпустят, и ты опять сможешь кем-нибудь закусить.
– Никем я не закусывал! – обиделся Шаман.– Это же ритуал! Как Дефер говорил, так я и делал. Во славу Сатаны!
– Угу. Дефер большой был шутник!
Встречная машина мигнула фарами: впереди гаишная засада. Сворд сбавил скорость.
Николай подавленно молчал.
– Ладно, брат, не напрягайся,– миролюбиво произнес Мучников.– Я тоже большой шутник. На, причеши патлы, а то на бомжа похож! – он протянул Николаю расческу.
Через четверть часа «мерседес» уже ехал по городу.
– Куда тебя подбросить? – спросил Сворд.
– Домой.
– Не советую. Пришьют.
– Тогда не знаю,– растерянно проговорил Николай.
Мучников остановил машину.
– Вылезай,– скомандовал он.
– А как же…
– Мы благотворительностью не занимается!
– Но…
Сворд повернулся к нему, похлопал по щеке.
– Погуляй до вечера, Шаман. Если дотянешь до вечера, позвони мне на мобильник, вот номер. Прояви себя, Шаман, и я вытяну тебя из говна! А сейчас – вылезай, мне некогда.
Николай покорно вылез на улицу. Отряхнул джинсы, огляделся.
– Красивый, купи рубашку! – к нему подкатилась цыганистого вида женщина.– Хорошая рубашка, английская! – Развернула перед ним черную плотную рубашку без рукавов.
– Сколько?
– Триста.
– Давай.
Цыганка достала из сумки целлофановый пакет.
Николай вскрыл его, достал продукцию, усмехнулся. Вмиг вернулась прежняя уверенность. Он дернул ткань, и сметанный от руки шов тут же разошелся.
– Ты что делаешь, а? – злым шепотом спросила цыганка.
Николай, не отвечая, бросил рубашку на сумку, стянул через голову свою собственную. Торговка уставилась на кулон из черного серебра на его тощей груди. Глаза цыганки округлились. Николай повесил ей на плечо старую рубашку, вынул из рук растерявшейся торговки «образец», надел, достал кошелек…
102 
