– Что же Нассини? – спросил Эрд.
– Она иногда приглашала его к себе ненадолго. Поговорить, полюбоваться – не больше. Выжидала, пока берилл будет огранен. Она умеет ждать, светлейший!
Но даже после этих коротких встреч Цветок возвращался ко мне (я поселил его в своих покоях, светлейший!) грустным. И печаль его была тем заметнее, что обычно глаза мальчика сияли, как два солнца. Я плохо говорю, светлорожденный Эрд! Надо быть скаддом, чтобы рассказать о том, каким был Цветок три года назад!
– Мне довольно твоей речи! – учтиво сказал Эрд.– Продолжай, прошу!
– Малыш не умел говорить! Но он умел смеяться. И умел слушать! Он привязался ко мне не меньше, чем я к нему! Он стал бы для меня жизнью, если бы не Нассини! Ты понимаешь, о чем я?
Эрд кивнул.
– Прошло шесть сезонов, целых полтора года. А потом соххогоя взяла его. Но не так, как прежде. Целую ночь пробыл у нее Цветок. А потом еще день. И еще одну ночь. И все это время ни Владычица, ни он не покидали покоев. Пищу приносили и оставляли в передней комнате: Нассини не позволяла тревожить себя без зова.
На третье утро госпожа послала за мной и велела мне забрать мальчика. Цветок был без чувств и похож на мертвого. Но, к счастью (или к несчастью), он был жив, светлейший. Но больше не улыбался. Сидел, забившись в угол, угрюмый, испуганный, как брошенный детеныш.
А день спустя соххогоя вновь потребовала мальчика. Я не мог сказать ей «нет»! Ты поймешь меня, светлорожденный Эрд! Поверь, любому другому я не позволил бы и посмотреть на малыша!
– Я верю тебе! – сказал Эрд.– Говори, благородный Ортран!
– Я отвел его! – сказал Ортран.– А через час Нассини опять послала за мной: Цветок сбежал!
Пока гонец отыскал меня, прошло почти полчаса. Я допросил стражников – те ничего не видели. Тогда я велел обшарить Владение, а сам отправился к себе. И, прийдя, послал отменить поиски: Цветок был дома.
Я не стал допрашивать мальчика, светлейший, хотя он мог бы написать о том, что произошло. Не стал! И не подумал о магии. Или о том, что мальчик может оказаться магхаром! Он был слишком красив для магхара, светлейший! И я предпочел забыть. Тем более что соххогоя не спрашивала меня и почти на три месяца оставила Желтого Цветка в покое.
Малыш немного отошел. Снова стал читать. И я решил возобновить занятия с ним. И, представь, едва мы взяли мечи, он изумил меня так, как никому прежде не удавалось!
Цветок не стал владеть клинком лучше, но зато он стал так стремителен, что я понял: умение фехтовать ему не потребуется. И без того Цветок смог бы проткнуть меня трижды, быстрее, чем я сказал бы «хой!» Он был как язык змеи, светлейший!
– Я помню! – сказал Эрд.
– Да,– Ортран посмотрел вокруг, покачал головой.– Я увлекся рассказом, светлейший! – заметил он.– А надо бы смотреть за тем, что происходит вокруг!
– Глаз Нила и Биорка достаточно! – нетерпеливо проговорил Эрд.– Не изволишь ли ты продолжить?
– Как тебе угодно! Один из моих парней сказал: «Начальник! Сдается, желтокожий растет слишком быстро, а?»
Я отчитал солдата: подчиненный не поучает командира. Но, приглядевшись, понял, что солдат прав. Паренек рос, как гриб в сезон дождей.
Бывает, подумал я. В этом возрасте мальчишки вымахивают на пол-локтя за месяц.
Прошло три месяца, и соххогоя потребовала привести мальчика к ней. И на сей раз – приковать к стене, чтобы не сбежал.
Я выполнил приказ.
И не успел отойти от ее покоев и на тридцать шагов, как услышал крик.
Кричала Нассини. И кричала так, что я, не раздумывая, в первый и последний раз, незваный, вбежал в ее комнаты.
И вовремя, светлейший! Еще минута – и парнишка свернул бы Владычице шею. Он действительно здорово вырос за эти три месяца! Когда я вышиб дверь, Желтый Цветок стоял на спине у госпожи и тащил ее голову за волосы вверх. Не будь эти соххогои такими крепкими, тонкая шейка хрустнула бы, как речной тростник!
Хольдец в волнении ударил кулаком по луке седла с такой силой, что Демон изогнул шею, чтобы посмотреть на хозяина. Ортран похлопал его между ушами и, протянув руку к привязанной к седлу фляге, отпил немного вина. Он подал флягу Эрду. Тот из вежливости сделал пару глотков.
– Увидев меня, парнишка отскочил к стене! Удрать он не мог – мешала цепочка, приковывавшая его ногу к стене. Рубашка на Цветке была вся в крови. Не его – соххогои. Лицо ее было разбито.
Поглядев на Нассини, я так рассвирепел, что чуть не убил мальчишку!
Владычица приказала мне спрятать меч! А желтокожего моего воспитанника забрать. Но не наказывать. Напротив, обращаться бережно. Я не удивился, светлейший. Я ведь знал Нассини!