71 
«Итак, за мной наблюдают»,– понял Санти.
И, как ни странно, мысль эта не была неприятна ему. Больше того, он перестал чувствовать себя одиноким.
Юноша подошел к ближнему костру. Сидящие вокруг подвинулись, освобождая место. В руку ему вложили кружку, наполненную теплым вином, на колени – завернутый в лепешку остро пахнущий кусок жареного мяса. И больше не обращали на юношу внимания. Но Санти было довольно того, что есть. Он глядел на пляшущее пламя, и слова шевелились у него внутри, как новорожденные щенки.
Заканчивался его четвертый день во Владении соххогои Нассини. Длинный-длинный день…
V
«Было это в давние времена. Даже маги немногое знают о них. А рассказывают так.
Пятеро гнали одного. Гнали, как степные псы преследуют жертву свою: неустанно, неотступно. И не исконной добычей пятерых был один: единокровником им – по рождению, сотрапезником – по обычаю. Чем навлек он погоню? Сие неведомо. Но день за днем, месяц за месяцем топтали пятеро одинокий след. Семь рек миновали они, семижды семь холмов. Семижды семью семь раз взошло над ними солнце. Дожди ли, воды ли быстротекущие смывали след – вновь отыскивали его неистовые.
Изнемог беглец. Пал на землю. И пала в одночасье ночь на бурые чащи Юга. Воззвал гонимый: Тур! Тур Быкоглавый! Без меры мощь твоя! Отврати от меня человеческий гнев! Укрой от казни беспощадных!
Как сказано, в давние времена было это. Не отрешились еще боги в Небесных Чертогах от воплей смертных. Услышал Тур, бог Сильный. И даровал: обратил вопиющего в дерево многолиственное.
Что же до гонителей пятерых, шли они за ним поступью скорой, упорной. В час ночной, в час отдохновения не искали они покоя. Но пришли туда, где обрывался след. И сказали тогда друг другу: ляжем тут; говорит след, что изнемогла жертва; взойдет солнце – настигнем!
Разожгли костер, свершили позднюю трапезу, легли и уснули.
Гонимый же, властью бога справедливого измененный, стоял над ними и размышлял. Вспоминал тяготы свои, страх свой, отчаяние… И обуял его гнев. Мирен облик древесный, но сила ненависти – велика. Простер он ветви свои, обвил спящих и умертвил – выпил сок жизни.
Возрадовался. Воззвал: Тур Быкорогий! Верни мне прежнее! Свободен я!
Услышал его Тур, взглянул и огорчился.
– Выпил ты сок жизней их,– сказал,– и ненависть их, зло их отошли к тебе. Если бы принял ты смерть от рук их, участь такая была бы для тебя лучше нынешней. Нет тебя более прежнего! Будешь ты теперь днем стоять недвижно, древу подобный, ночью же, терзаемый жаждой, будешь, как тварь животная, искать поживы. И если найдешь – оплетешь ветвями, погубишь, как погубил ты гонителей своих – в угоду их ненависти!
Сказал – и сделалось. И поныне – так. И если застанет тебя ночь в гибельных южных краях – бойся древа, чьи листья – цвета крови яремной, а ветви подобны рукам человечьим, кожи лишенным. Помни – одно лишь спасет тебя: меч острый и Тура Справедливого властное имя! Забудешь сие – умрешь».
Дворец возвышался над Санти, отбрасывая на площадь огромную тень, иссеченную пятнами света. Главные врата его были обращены на запад, в сторону Закатных гор, а два неровных крыла изогнулись на полмили к Полудню и к Полуночи.
Дворец был творением тысячи безумных зодчих. Арки, башни, галереи, балконы. Переходы и наружные лестницы, соединяющие этажи невероятными переплетениями. Колоннады под самой крышей и башенки, будто фаллические символы, вознесшиеся на каменных столбах в десятки локтей высотой. Лепка, мозаика, полотнища флагов, барельефы и острые шпили. Пятна ярчайших цветов были разбросаны по громадному строению. Сон сумасшедшего. Фонтаны и водопады, перетекающие с этажа на этаж… Он походил на храм, этот Дворец. Но каков же бог, которому возведен подобный храм? Бог Хаоса, безумный, отталкивающий и прекрасный одновременно, бог, который вне понимания, но не выше чувства. Дворец соххогоев, воплощение полной свободы, настолько полной, что и от самой свободы он освобожден. Воздушный и тяжеловесный. Яркий и угнетающий, он правил Владением больше, чем любой из его хозяев.
И даже нынешняя Владычица не сумела с ним совладать. От старого кормчего Санти знал, что Нассини переделала все, оставленное ей мужем. Окрестности Дворца разделили правильные линии аллей, парадная площадь была освобождена от бесформенных обелисков, уничтожен был Сад Любви и Сад Пыток – излюбленные детища ее мужа, Спардуха. Нассини посадила свои сады. Но неизменными остались десятки квадратных миль заросших лесом холмов и этот Дворец, который один возвышался над серой стеной, опоясывающей Владение. Из окон башенки Санти можно было увидеть парк, Веселую Рощу, поселок, за ним – поля и луга, на которых паслись стада коров и овец, фруктовые сады и виноградники. Земля Владения кормила и поила полторы тысячи его обитателей. Но возделанная часть была совсем маленькой в сравнении со всей огромной территорией Владения. Четыре часа требовалось всадникам, чтобы, измотав пардов, объехать снаружи серую стену и вновь возвратиться к центральным воротам, единственной бреши в этой стене.
71 
