132 
Старший оперуполномоченный был немного расстроен.
– А что мы могли сделать, Саша? Приказ есть приказ. Мы даже сдать его не успели. Приехали ваши коллеги, забрали задержанного, протоколы, вещдоки…
– И кассету?
Старший уполномоченный развел руками:
– Все по описи. А теперь что? Нет больше ни доказательств, ни подозреваемого.
– А покойник?
– По официальной версии – бытовая травма. Не совместимая с жизнью, как у медиков принято писать. Причем помер терпила наш уже в больнице, как явствует из документов.
– То есть как это?
– А так. Саша, я сам все знаю. Он уже остыл, когда мы его в труповозку грузили. Я лично и грузил, потому что санитар один не мог, а у водилы радикулит открылся. Но это, Саша, лирика. Вызвал начальник, ознакомил с официальным заключением и велел не шелестеть. Мол, не вашего уровня дело! Извини! – Хлопков допил пиво и встал.
– Поехал я. Мне к трем – в прокуратуру.
– Погоди,– сказал Петренко.– Я тебя подброшу.
– Отдаю должное вашей предприимчивости, Валерий!
Николай Николаевич взирал на Васильева через пустое пространство стола.
– Задумано было неплохо. И выполнено – тоже. Но вы неверно оценили масштабы.
– Петренко у вас? – спросил Валерий.
– Пока гуляет,– Николай Николаевич усмехнулся.– Похвально, что вы интересуетесь судьбой товарища.
– Подставить вас – это была моя идея,– буркнул Васильев.– Его не трогайте. Тогда я вам подыграю на суде.
– А почему вы решили, Валерий, что будет суд?
– Ах даже так…– Васильев помрачнел.
В этом варианте он не может ставить условий. И на что-то рассчитывать.
– Я думаю,– сказал Николай Николаевич,– мы обойдемся без суда. Суд в вашем случае – пустая трата времени и материала.
– Тогда к чему этот разговор? – проворчал Васильев.– Хотите показать себя победителем?
– Хочу,– признал Николай Николаевич.– Очень хочу…
– Да отвали ты от меня, папка,– досадливо проговорила Таня и, протиснувшись мимо отца, шмыгнула к себе в комнату.
Батяня топтался под дверью, бубнил, какой он нехороший. Батяня всегда так: после первого стакана злобится, после второго кается. Таня не слушала. Она поплакала немного, потом вытерла слезы и достала из заначки сигареты. После первой же затяжки закружилась голова. Давно не курила. Неудобно при Валере. Он, мужик, не курит, а она – курит. Почти что бросила.
Таня посмотрела на себя в зеркало: зареванное лохматое пугало. Кошмар! А если все обойдется, и Валера сейчас придет?
С лихорадочной поспешностью она принялась приводить себя в порядок. Загадала: вот накрашусь – и он придет.
И точно! Только-только губки по контуру обвела – звонок.
Таня улыбнулась сама себе, сказала:
– Я – ведьма!
Встряхнула волосами, чтоб слегка распушились, подмигнула зеркалу: ну разве не красавица? Глазки, шейка, ротик. Конфетка, а не девочка!
Не спеша вышла, нет, выплыла в коридор. Папаша уже открывал, поэтому Таня остановилась, прислонилась к стене, изобразила загадочную улыбку.
Входная дверь распахнулась, пьяный папаша отлетел назад, треснулся о косяк, заматерился. Танино улыбающееся личико застыло каменной маской: на пороге стоял Мирон.
– …Именно поэтому,– продолжал Николай Николаевич,– устранить вас, Валерий, значит бездарно и бесполезно истратить превосходный человеческий материал. Таково мое мнение, хотя, не хочу скрывать, есть и другое.
– Если мне предлагается выбрать,– сказал Васильев,– то хотелось бы знать – из чего.
– Вам не предлагается выбрать,– Николай Николаевич погладил виски. Валерий видел: собеседник устал.– Речь идет не о выборе, а о вашей жизни. В том случае, если вам ее сохранят, жить вы будете так, как мы скажем.
– Нет,– сказал Васильев.
– Вы что-то не поняли, Валерий?
– Почему же? – Васильев усмехнулся.– Я все понял. И я сказал: нет.
Николай Николаевич вздохнул, подумал… Валерий насмешливо глядел на него. Ей-Богу, он был ничуть не страшнее того же Грустного.
– Хорошо,– подумав, произнес Николай Николаевич.– Вы уже доказали свою ценность. И свое умение выживать. Более того, обзавелись связями, которых, не скрою, нет ни у одного моего сотрудника. Поэтому я готов выслушать, только выслушать, ваши условия.
– Они просты,– сказал Васильев.– Вы заказчик, я – исполнитель. Никакого доверия. Никакого контроля. Я всегда могу отказаться, вы всегда можете меня убить. Для вашей организации это – не проблема.
– Сейчас – да, но позже это может оказаться затруднительным,– возразил Николай Николаевич.
132 
