очень нудно 
27 
– Не знаю. Я не покупаю судебных решений.
Солод поправил подтяжки, выпрямившись в кресле, включил лампу с матерчатым абажуром; снова дернул шнурок и погасил свет.
– Двадцать-тридцать тысяч баксов, – сказал он. – Всего-навсего.
– Тогда задумайтесь вот о чем: такой поворот событий не понравится отцу Аллы. Он богатый и влиятельный человек. Это только мое предположение. Мне кажется, что он это дело так не оставит. У вас возникнут проблемы.
– Старик уехал отсюда несколько лет назад, – лицо Солода оставалось непроницаемым. – Его отъезд больше напоминал бегство. Почему он уехал? Однажды к нему пришли авторитетные люди и предложили продать бизнес. По цене, которую назначит покупатель. Старик немного подумал и принял положительное решение. В ином случае он давно бы лежал на кладбище. Он заблаговременно вывез из страны свои сбережения, поэтому теперь он богатый человек. Там, у них. А здесь он никто и ничто. Здесь у него много врагов. А приехать в Россию, чтобы повидаться с покойной бабушкой, – все равно что подписать себе смертный приговор. Обратно в Америку он вернется без головы. И других частей тела. Он может отстаивать свои интересы через адвокатов, но все это пустая трата времени и денег. И старик это понимает. Вот так, и только так. А я живу в этой грязной помойке. Дышу этим отравленным воздухом. Знаю много людей, от которых зависят важные решения. Короче, не Носкову со мной тягаться.
– Жаль. Я думал, мы достигнем в переговорах хоть какого-то результата…
– Результат? – переспросил Солод. – Чтобы тебя не разочаровывать, будет результат. Скажем, такой. Хочу, чтобы ты запомнил мои слова и передал той психованной бабе вот что. Скажи ей: пока не поздно, пусть валит обратно в Штаты. Или еще куда. Свой гнев я сдержать смогу. Но у меня есть друзья, которые… Люди искренне переживают мою личную трагедию, как свою. За них я не отвечаю, и сдержать их долго не смогу. Короче, скажи ей, что безопасность я гарантирую. Но только в течение пяти дней. Делаю это из гуманных соображений. Пять дней – это не так уж мало. А потом… Я противник насилия, всему есть предел. Вот это и есть результат переговоров.
– Больше похоже на угрозу.
– Наоборот, Дима. Пять дней – это мой подарок. Время пошло.
Солод поднялся, похлопал гостя по плечу и даже выдавил из себя кислую улыбочку. Радченко подошел к двери, потянул на себя массивную латунную ручку. Но передумал и повернулся назад. Солод, скрестив руки на груди, стоял в пяти шагах за его спиной, словно ждал чего-то.
– Она беременна, – сказал Радченко.
Солод обмяк, переменился в лице и сделал полшага назад. Но быстро справился с замешательством.
– Что?
– Я говорил в Штатах с врачом. В той клинике, где она лежала. Пятый месяц. У вас будут еще какие-то поручения или пожелания? Может, вам нужно время, чтобы все обдумать?
– Я не меняю решений, – голос Солода снова звучал твердо. – И передайте этой особе: пусть не злоупотребляет моим терпением.
Радченко вышел под хмурое дождливое небо, сел в машину и выехал на шоссе. Он думал, что сегодняшний день не прошел даром. Многое прояснилось, встало на свои места. Надо действовать. Только вот со временем беда: за пять дней ничего не успеешь.
* * *
Строитель Ахмед Абаев проснулся от боли в ноге. Взял с тумбочки две обезболивающие таблетки, разжевал их и проглотил. Потом некоторое время лежал, наблюдая, как за окном светает. Он не дожидался, когда боль немного утихнет. Легче не стало, и Абаев, хватаясь за края узкой кушетки и стену, поднялся на ноги и включил свет.
Под потолком вспыхнула хилая лампочка, прикрытая пыльным матерчатым абажуром. Комнатенка была крошечная; здесь едва помещалась кушетка, на которой даже худой невысокой девице будет тесно, у окна однотумбовый столик с поцарапанной полировкой и шкаф, сбитый из листов фанеры и покрашенный на скорую руку. На вбитых в стену гвоздях висела одежда: рабочая куртка и грязные штаны. А рядом – выходные светлые брюки и пестрая рубашка из ацетатного шелка. Абаев сел на табурет, снял повязку с раны. И поморщился от неприятного ударившего в нос запаха.
Ахмед успокоил себя мыслью, что плохо пахнет не простреленная пулей нога. Воздух в комнате почему-то всегда остается несвежим, затхлым, будто сидишь в мусорной яме. Наверно, канализационные трубы, которые проходят под квартирами первого этажа, подтекают, наполняя подвал дома зловонной жижей, а уж оттуда запахи расходятся повсюду. Ахмед стал разглядывать ногу, но при таком плохом освещении немного увидишь.
27 
