Лёгкий, ненавязчивый романчик 
17 
Прелестная картина над камином, изображавшая херувимов, играющих с гирляндами роз, несомненно, тоже появилась в доме благодаря ему. Кроме того, здесь нахолилась prie-dieu5 орехового дерева, судя по отделке, испанского происхождения, а также миниатюрный туалетный столик в стиле королевы Анны, очаровательный в простоте своих линий, и несколько стульев, покрытых затейливым резным орнаментом и увенчанных короной, свидетельствующей о том, что они вышли из придворных мастерских Карла Второго. Каждая деталь обстановки, казалось, имела свое особое значение и сама по себе радовала взор неброской красотой. И повсюду были цветы, наполнявшие интерьер восхитительным ароматом, расставленные в вазах с таким изяществом и фантазией, что любой из букетов производил впечатление законченного произведения искусства.
— Значит, это и есть ваша комната, — промолвил лорд Чард.
— Да, это мое самое любимое место, единственное, где я по-настоящему чувствую себя дома, где все мне дорого и близко, — ответила Леона непроизвольно, не отдавая отчета в своих словах. Она как бы поведала ему, сама того не желая, о своем одиночестве, о том населенном поэтическими образами мире, в котором она существовала, когда Хьюго не было рядом и никто, кроме слуг и лавочников, не переступал порога замка.
Лорд Чард, нагнувшись, поднял одну из книг.
— Я вижу, вы читаете «Возвращенный Рай»6, — заметил он. — Вы полагаете, что нашли здесь тот рай, к которому в душе стремитесь?
— Может быть, я не очень ясно представляю его себе, — призналась Леона. — Во всяком случае, иначе, чем это описано у Мильтона. Мой рай похож скорее на весенний сад, полный птиц и цветов, где море всегда спокойно и ласково, солнечные лучи пробиваются через листву деревьев и каждое дуновение ветерка волнует и завораживает, словно общаешься с близким другом. Вот что такое для меня Небеса…
Она снова говорила, не задумываясь, забыв о том, кто перед нею. Внезапно щеки ее вспыхнули, и она произнесла поспешно:
— Но я з-задерживаю вас, милорд. Вам все это вряд ли интересно. Мне намного лучше, клянусь вам, да и мой брат, должно быть, заждался вас внизу.
Лорд Чард положил книгу обратно и повернулся к двери.
— Вы уверены, что вам опять не станет плохо?
— Вполне, — отозвалась Леона. — Еще раз спасибо вам за все.
— Не стоит благодарности, — мягко ответил он. — Напротив, мне кажется, это я виноват в том, что вы так расстроены. Мой приезд сюда, очевидно, доставил вам массу затруднений.
В словах его явно содержалось нечто большее, чем обычное извинение. Знал ли он, в какое неимоверно затруднительное положение их поставил? Догадывался ли он, что в этот самый момент экипаж яхты, пересекшей Ла-Манш, получил сигнал опустить груз под воду, потому что Лью Куэйл и носильщики не осмелились выйти на лодках в море, чтобы переправить его на берег?
Леоне нечего было сказать. Ей не хотелось разубеждать его даже из вежливости, и, когда она промолчала в ответ, лорд Чард положил руку на дверь.
— Спокойной ночи, мисс Ракли! Надеюсь, ваш сон ничто не потревожит.
— Того же и я желаю вашей светлости.
Приподнявшись, она наблюдала, как он вышел, закрыв за собой дверь. Затем она прислушивалась к звуку его удалявшихся шагов, пока они не растаяли в глубине коридора.
Когда кругом воцарилось безмолвие, нарушаемое лишь биением ее сердца, девушка закрыла лицо руками.
С той самой минуты, когда Хьюго неожиданно приехал, чтобы сообщить ей о том, что лорд Чард находится на пути в замок, она постоянно чувствовала себя на краю пропасти. Все события последних часов обрушились на нее волною страха и мрачных предчувствий: предобеденная суматоха, напряжение, вызванное затянувшейся трапезой, опасения за будущее — свое и брата — и этот безрассудный, полный отчаяния рывок через туннель, чтобы предупредить Лью Куэйла.
При одной мысли о нем пальцы ее задрожали, она глубоко, судорожно вздохнула. Ах, как она его ненавидела! Все в нем — выражение его глаз, издевательские нотки в голосе, фамильярный изгиб губ — казалось ей воплощением зла, порочности и коварства, словно он был самим дьяволом во плоти.
Стараясь избегать любых воспоминаний о нем, забыть чувство отвращения от прикосновения его шершавой ладони, она снова явственно увидела перед собою лицо связанного человека, его окровавленную грудь, и промелькнувшее в ее сознании видение крови, сочившейся из его ран, тут же напомнило ей о пятне, оставшемся на юбке. С внезапно вернувшейся к ней энергией Леона спрыгнула с постели, быстро расстегнула крючки платья и сбросила его на пол.
17 
