Последние отзывы

  41  

Ей казалось, что он готов был решительно отмести прочь любые затруднения. Они исчезали как по волшебству под воздействием его тихого завораживающего голоса. Но даже несмотря на то, что она чувствовала себя успокоенной, одно прикосновение его руки против ожидания заставило ее сердце внезапно забиться.

Она ощущала глухой звук его ударов, пальцы ее затрепетали под его ладонью. И затем, когда он отпустил ее руку, она подняла ресницы и обнаружила, что он снова смотрел ей прямо в глаза, словно зачаровывая ее, создавая вокруг нее некий магический крут, из которого она не могла вырваться.

— Так, значит, решено, — произнес он мягко, и она сознавала, что ей больше нечего было возразить, что, сколь бы веские доводы она ни приводила, они не возымели бы никаких последствий.

— Я прошу вас исполнить для меня что-нибудь, — сказал он. — Я догадываюсь, что вы хорошая пианистка, так как сегодня чуть пораньше я заглянул в ваши ноты и узнал среди них многие из тех пьес, которые я не слышал с тех пор, как был ребенком. Эти пьесы обычно играла мне моя мать, когда я был болен, и я был бы очень рад услышать их снова.

Послушно, поскольку он, казалось, подчинил себе саму ее волю, Леона поднялась, отложив вышивание, и подошла к фортепиано. Сначала она осторожно касалась клавиш, так, чтобы не мешать Хьюго и Николасу Уэстону; спустя некоторое время лорд Чард встал и, подойдя к инструменту, облокотился о крышку, наблюдая за быстрыми движениями ее пальчиков, после чего она продолжала играть еще тише. Ноты на пюпитре кончились, но она не обращала на это внимания и играла все новые и новые пьесы, которые сочинила сама.

Она сложила их, когда, кроме нее, в старинном замке не было ни души, свечи в канделябрах медленно догорали и гасли и она оставалась одна в темноте, стремясь через музыку выразить все те мысли и чувства, которые пробуждала в ней окружающая реальность — ее дом, бескрайние морские просторы — и те сокровенные мечты, слабый отклик которых она находила в прочитанных ею книгах.

На первых порах присутствие лорда Чарда несколько смущало ее, но очень скоро девушка поняла, что он готов был слушать ее без конца, и так, посредством музыки, вышедшей из-под ее пальцев, она поведала ему обо всем, о чем никогда не решилась бы рассказать никому другому и что, как ей казалось, ни один человек на свете не сумел бы понять.

Уже смеркалось, когда наконец она остановилась, уронив от усталости руки на колени.

— Благодарю вас!

Голос его выражал намного больше, чем слова, и, хотя он ничего не сказал ей об этом, она сознавала, что в глубине души он понял все, что она пыталась ему передать, от начала до конца.

Она поднялась из-за фортепиано, и почти одновременно Хьюго встал из-за карточного стола.

— Черт побери! Уэстон обыграл меня на добрых пятьсот фунтов! — воскликнул он. — У меня в карманах нет ни пенни, и я лучше пойду спать, пока не лишился своих панталон!

— И я тоже! — подхватил Николас Уэстон. — Я сегодня промок под дождем насквозь, и у меня ужасно болит горло.

— Не желаете ли выпить чего-нибудь покрепче? — спросила Леона.

Это были первые слова, которые она произнесла за долгое время, и она догадывалась, что лорд Чард наблюдал за нею, когда она устремилась через комнату в направлении подноса с грогом.

— Нет, спасибо, — ответил Николас Уэстон. — Я и без этого прекрасно высплюсь.

— Тогда я желаю вам спокойной ночи, господа.

Леона подобрала один из серебряных подсвечников, которые Брэмуэлл, прежде чем удалиться, оставил наготове рядом с дверью. Лорд Чард зажег для нее свечу и открыл дверь.

Миновав зал, Леона поднялась наверх; слабое пламя свечи отбрасывало по сторонам причудливые тени, пока она медленно брела по коридору в свою спальню. Все еще находясь под обаянием музыки, погруженная в мечты, девушка не сразу вспомнила о том, что перед сном ей необходимо было проведать раненого.

Она очень осторожно приоткрыла дверь его комнаты. Как она и ожидала, он крепко спал, издавая легкий храп. Поднеся свечу к лицу больного, Леона увидела, что густой лихорадочный румянец на его щеках исчез, но он был весь в поту. Она поплотнее укрыла его шерстяным одеялом во избежание простуды и потихоньку вышла в коридор. Больше ей здесь нечего было делать.

Лекарство из трав должно было оказать свое обычное действие, поскольку оно еще никогда ее не подводило.

Вернувшись к себе, она не спеша разделась, по-прежнему чувствуя себя до странности счастливой, и, едва голова коснулась подушки, ее счастье и волшебные звуки музыки слились в одном глубоком сладком сне.

  41