очень нудно 
106 
– Тимонин жив, – отдышавшись, сказал он. – Вместо него ты грохнул постороннего человека. Какого-то сраного пожарника, который лежал вместе с ним в палате. И теперь, сука, приперся за деньгами.
Эти слова обожгли, как кипяток. Валиев перестал ощущать физическую боль. Сидя на пыльной земле, спиной упираясь в мусорные баки, он поднял голову. Ожидая нового удара, зажмурился. Но Казакевичу уже расхотелось добивать бригадира. Он вытащил платок и стирал кровь с костяшек пальцев.
Валиев понял все. Он забыл всю свою былую гордость, он был готов унижаться перед Казакевичем, сколько угодно. Но нельзя разговаривать с человеком, когда ты валяешься в грязи и пыли. Он собрал последние силы, поднял руку, зацепился за край мусорного контейнера, медленно встал на ноги. Казакевич спрятал платок в карман, вытянул губы, будто собирался плюнуть в лицо Валиева. Но не плюнул.
– Я вас прошу, дайте мне последний шанс, – Валиев прижал к сердцу больную руку. – Я достану Тимонина. Не нанимайте других людей. Я это сделаю сам. Я хочу это сделать сам. Потому что это мое дело. Из-за Тимонина я потерял четырех друзей. И я сам все закончу.
– Ты сам, ты сам, – передразнил Казакевич. – Ты сам обосрался. Вот и все, что ты сделал. Друзей он потерял, мать его.
Он остыл, злость выветрилась.
– Хрен с тобой, – сказал Казакевич. – Только этот шанс действительно последний. Другого уже не будет.
* * * *
Эту ночь Валиев провел не с клевой девочкой из ресторана. Он в одиночестве промучился до рассвета на жестком диване, под влажной от пота простыней. Чтобы скорее заснуть и не чувствовать боли в намятых боках, он махнул стакан водки. Но водка не принесла облегчения. Валиев часто просыпался, но спустя минуту снова засыпал. И смотрел один и тот же неприятный пугающий сон. Виделись не кошмары прошедших дней, не плоды расстроенного воображения, а одно реальное детское воспоминание.
Валиеву было лет семь, когда в город приехал цирк шапито. На окраине Степанакерта за ночь вырос цветной шатер, на пустыре перед цирком открыли рынок с дешевыми сладостями и что-то вроде парка отдыха. Там не было ничего такого, аттракционов, каруселей, игровых автоматов или американских горок. Развлечения все простые, но других тогда не знали.
С расстояния в десять шагов нужно накинуть кольцо на торчащую из земли палку, попасть шаром в отверстие в стене и ударить молотом по наковальне так, чтобы на огромном градуснике флажок подскочил к самому верху. Когда заиграл оркестр, на площадке перед цирком выставили серебристый мешок.
Народ, привлеченный звуками музыки, повалил валом. Что находилось в этом мешке, никто не знал. Только мешок шевелился и издавал какие-то звуки, похожие то ли на мужской храп, то ли на сопение простуженной свиньи. На середину площадки вышел высокий, худой, как жердь, азербайджанец в расписной рубахе и громогласно объявил, что за умеренную плату любой желающий может наказать непослушный мешок. Трижды ударить по нему дубинкой или плеткой. На выбор.
Отец Валиева сказал:
– Давай посмотрим, сынок.
Отец не имел своей земли, поэтому не завел огорода. На местном рынке отец возил тележки, груженые чужими овощами. После его смерти осталось латаное пальто, пара старых костюмов, обручальное кольцо из медного сплава. Отец не мог побаловать сына шоколадными конфетами. Но вот отвести в баню или в цирк… Эти удовольствия по каману.
Тогда отец сунул в руку билетера мелочь, Валиев трижды стегнул непослушный мешок плеткой. Мешок зашевелился. Валиев рассмеялся. Людей вокруг было полно, однако желающих наказать мешок оказалось не так уж много, людям было жалко платить даже маленькие деньги за такое сомнительное удовольствие. Куда интереснее узнать, что же все-таки находилось в том мешке.
Валиев долго стоял в первом ряду перед взрослыми, наблюдая, как люди подходят и наказывают мешок палкой или плеткой. К полудню на серебристом мешке стали проступать кровавые пятна. Настроение испортилось. Валиев заплакал и стал просить отца, чтобы тот отвел его домой. Но отцу самому интересно было посмотреть, что случится дальше. И они остались стоять на пустыре перед цирком.
Зрителей все прибавлялось. А в час дня пришел Саят, местный кузнец, силач, каких даже в Баку не сыскать. Валиеву стало страшно, но он продолжал смотреть, как зачарованный. Кузнец вышел на середину площадки, скинул цветную рубашку, неторопливо поплевал на ладони и пудовыми кулаками сжал рукоять дубины. Отведя дубину за голову, трижды ударил по мешку. Со всего маху треснул.
106 
