153 
Сверкнула молния. В млечном призрачном свете Казакевич увидел пистолет за могильной оградкой. Он просунул ногу между ржавых прутьев, но так и не дотянулся до оружия. Чья-то рука схватила его за шкирку и дернула вверх с такой силой, что Казакевич едва не вылетел из своего плаща. Он успел разглядеть, что лицо нападавшего закрывала черная маска с прорезями для глаз.
– Что, что, что, – крикнул Казакевич. – А-а-а, отпусти. Что такое?
В следующую секунду Казакевича ударили по лицо справа и слева. И он упал бы в мокрую траву, но зацепился руками за могильную ограду и устоял, переживая нокаут на ногах. Чьи-то руки распахнули его плащ, вывернули карманы брюк, вытащили документы из внутреннего кармана пиджака. Последовали новые сокрушительные удары в лицо и в грудь.
Казакевич разжал пальцы, шлепнулся задом на землю, выплюнул сломанный зуб. Его ухватили за руки, поволокли неизвестно куда. Вскоре Казакевич испытал странное чувство свободного полета. Через мгновение он рухнул спиной в глубокую лужу. Но тут же проворно вскочил на ноги. Не видя ничего впереди, выставил вперед ладони, нащупав вокруг себя мокрые земляные стены.
Господи, да он же в могиле. В свежей только что вырытой могиле.
– Что ты сделал с Ириной Павловной? – голос, кажется, доносился с неба и принадлежал самому Богу.
– Я не знаю. Я, я…
– Отвечай, иначе не вылезешь отсюда.
– Она похоронена на опытной сельскохозяйственной станции, – Казакевич назвал адрес. – Я не имею к её смерти никакого отношения. Это был несчастный случай. Несчастный… Киньте мне веревку. Я не хочу… Не хочу так…
В эту минуту кто-то наверху включил фонарик. Световой круг упал на Казакевича, барахтающегося в жидкой глине. Затем фонарик высветил лицо человека, сбросившего темную маску. Над могилой стоял Тимонин. От неожиданности Казакевич упал. Фонарь погас.
– Пожалуйста… Пожалуйста… Я не хотел.
Обжигающий животный страх поднял Казакевича на ноги. По щиколотки провалившись в грязь, он подпрыгнул, глубоко впился пальцами в рыхлые стенки могилы. Комья глины посыпались вниз. Прямо над головой Казакевича ослепительно белая молния разрезала надвое узкий прямоугольник черного неба. Казакевич отчетливо увидел Девяткина с пистолетом в руке. Девяткин стоял на краю могилы, опустив вниз ствол пистолета. Прокатились раскаты грома, будто со склона горы сорвался каменный поток.
– Дай я его, – крикнул Тимонин.
Казакевич ослеп от страха. Он, поднял кверху лицо, мокрое то ли от дождя, то ли от слез, то ли от крови. Снова подскочил на месте, безотчетно пытаясь достать пальцами верхний край могилы, словно в этом было спасение. Поскользнулся, упал, утонул спиной в грязи, запутался в плаще. Три коротких выстрела хлопнули где-то наверху. Казакевичу обожгло грудь и живот. Он перевернулся на бок, застонал. Наверху уже чавкали лопаты, вниз летели комья мокрой глины.
Казакевич хотел крикнуть своим убийцам, что он ещё жив. Что закапывать его рано… Нельзя закапывать… Он открыл рот, глотнул сырой воздух, но не смог вымолвить ни звука. Тяжелая земля накрывала Казакевича слой за слоем.
Эпилог
В первых числах августа Тимонин вышел на службу. По деловым партнерам и знакомым мгновенно разнесся слух, что Леонид Степанович появился на рабочем месте. Под мелочными надуманными предлогами в кабинет генерального директора стали просачиваться подчиненные. Затем в коридорах и курилках обменивались мнениями. Сходились на том, что Тимонин после отпуска совсем не загорел и заметно похудел. Однако выглядит неплохо, а худоба, спортивная подтянутость, всегда красили Леонида Степановича.
К полудню телефон Тимонина раскалился от звонков, а язык распух от бесконечных разговоров. Любопытным он отвечал, что был в отпуске, но не за границей. Нашел прекрасное тихое местечко на берегу Онежского озера. Рубленая изба, маленькая пристань, две лодки и никаких городских удобств, спаси от них Господи. И там, в полном уединении, Тимонин якобы ловил спиннингом щуку, читал книги, плавал на байдарке. Чтобы полностью оторваться от суетной столичной жизни, не включал телевизора, а по радио слушал только прогнозы погоды. Короче, благодать.
Каждый разговор Тимонин заканчивал словами: «Если бы не комары, прожил бы там ещё месяц». Ближе к обеду раздался тот звонок, которого Тимонин ждал с самого утра. Звонила жена Казакевича Серафима Алексеевна. Из вежливости она поинтересовалась, где пропадал Тимонин. И услышала все ту же гладкую, почти романтическую историю о рыбалке, избе, лодке и крупной щуке, мясо которой пахнет донной травой.
153 
