очень нудно 
30 
Айки все-таки возвращался.
Большую часть ночи Эмери провела, ворочаясь в постели с боку на бок.
Почти вся немногочисленная мебель была приобретена вместе с замком и прибыла из Шотландии. Эмери не знала, каким годом датировалась кровать с украшенным сложной резьбой изголовьем, на которой ей приходилось спать, но она скрипела от малейшего движения. Казалось, звуки рассохшегося дерева разносятся в ночной тишине по всему замку.
И все же не ворочаться было невозможно. Поцелуй Лекса настолько взбудоражил Эмери, что она до сих пор пылала. Ее кожа словно горела огнем. Даже принятый перед сном «душ» не умерил этого жара. Он лишь вызвал появление на теле пупырышков, но ненадолго. Еще когда Эмери вытиралась единственным оставленным ей судебными исполнителями махровым полотенцем, те исчезли.
Она ложилась в постель в надежде, что льняные простыни примут излишки температуры, но не тут-то было. Их прохлада лишь подчеркнула жар бушующего в ее теле пламени.
Тем не менее, улегшись на спину и натянув до подбородка простыню, Эмери закрыла глаза и попыталась уснуть. Через несколько минут она повернулась на бок и повторила попытку. Потом повернулась на другой бок… Так началось беспрерывное мучительное верчение.
Проблема заключалась в том, что в какой бы позе Эмери ни находилась, она, словно наяву, ощущала недавние прикосновения Лекса.
Взять хотя бы ее плечи. Рука Лекса как будто до сих пор обнимала их. Это было самое устойчивое ощущение, потому что объятия длились все время, пока Лекс сидел рядом на скамейке.
Затем, конечно, бедро, до которого он то и дело дотрагивался коленом, а потом прижался во всю длину собственным бедром.
Губы, все еще хранившие вкус поцелуя.
И едва ли не самое острое ощущение — ладонь Лекса на ее груди.
Соски Эмери как сжались там, на садовой скамейке, так и застыли в подобном состоянии. И от них во все стороны бежали цепочки чувственных импульсов, которые, достигнув тайных глубин, порождали сладостные волны тепла.
Уснуть, испытывая всю эту гамму ощущений, было абсолютно невозможно. Кроме того, к ним примешивалось ощущение близкого присутствия Лекса. Ведь он находился где-то рядом, вероятно в своей спальне, а возможно, беседовал с Айки или помогал тому выбрать комнату и устроиться в ней.
Осознание того, что практически в любой момент она может увидеть Лекса, волновало воображение. И хотя Эмери ни при каких обстоятельствах не позвала бы его к себе, сам факт подобной возможности очень сильно действовал на нее.
Ко всему прочему Эмери растревожила беседа, состоявшаяся между ними в саду. Она не ожидала, что Лекс так близок к разгадке истории, случившейся во время того злополучного приема.
А вдруг все эти рассуждения по поводу ненависти, которой я якобы пылаю — или пылала — к Лексу, несут лишь отвлекающий характер, а на самом деле он давно знает о моей любви к нему? Эта мысль не покидала, Эмери все время, пока она бодрствовала. Перед ее внутренним взором непрерывной чередой плыли образы из не такого уж далекого — протяженностью в год прошлого. Она вспоминала и проведенную с Лексом, наполненную безумной страстью ночь, и предшествовавшие ей события.
Эмери не знала, что Лекс поклялся отомстить ей.
Расстроив его помолвку с Селией, она следующим же утром вылетела в Барселону, чтобы присутствовать на показе собственных моделей одежды.
Так уж вышло, что Джоан устроила прием по поводу объявления помолвки Лекса и Селии в субботу, а на воскресенье была назначена — за три месяца до того — демонстрация мод в Испании, проигнорировать которую Эмери не могла. Собственно, без нее показ осенне-зимней коллекции вообще не состоялся бы.
Строго говоря, она должна была отправиться в Барселону в субботу, однако узнав о готовящейся церемонии, велела своему секретарю заказать билеты на следующий день.
Показ прошел очень успешно, многие критики дали лестные отзывы об увиденных на подиуме моделях пальто, курток и обуви. Особенно понравилась всем коллекция элегантных шубок из искусственного меха — Эмери являлась участницей международного движения в защиту животных.
Через несколько дней она вылетела в Нью-Йорк, где ее тоже ожидали кое-какие дела.
Разумеется, на душе у нее было неспокойно, хотя из своих источников она знала, что «взрыв бомбы», устроенный ею в доме Джоан, был успешно локализован. История хоть и попала на страницы газет, но лишь местных, и особого резонанса не вызвала. Друзья и знакомые некоторое время посудачили и успокоились. Разговоры довольно быстро улеглись. А прочим не было особого дела до чьей-то расстроенной помолвки.
30 
