очень нудно 
26 
«Что со мной? — спрашивала она себя. — Ведь в моей жизни все правильно. Есть хороший муж, есть работа, подрастает дочка. Имеется даже юный рыцарь в виде пажа — Женя Савенко, а так хочется чего-то еще!» А чего — Наташа и сама не знала.
Она всегда любила начало лета. Ощущение солнца, пробивающегося по утрам через занавески и щекочущего лучами ее сонное лицо. Воздушные, как пачки балерин, пионы, пахучая сирень — любимые цветы, обещающие, что лето еще впереди, а значит, будут теплыми дни, короткими ночи и приблизится отпуск — блаженная пора отдыха.
Давным-давно, таким же солнечным утром, она проснулась и открыла глаза с сознанием, что ей исполнилось целых шестнадцать лет. Она лежала в постели и счастливо-бездумно разглядывала потолок. Черт его знает, какие видения вихрем проносились тогда в ее голове! Но вот раздался легкий скрип двери, и она закричала: «Внесите дары!» И, легкая как пушинка, соскочила с постели, готовая расцеловать мать и отца.
Первой в комнату вошла мама с чудесными теплыми ямочками на щеках, с мягким взглядом, с волшебным розовым свертком в руках, а за ней, как-то боком, с огромным букетом, отец. Она кинулась к ним, чтобы закружиться вместе в ветреной джиге объятий и поцелуев, но вихря не получилось. Прошелестел тихий ветерок поздравлений, и смущенно, чувствуя нечто непредсказуемое, она опустилась на постель, теребя розовую ленту подарка. Отец вышел из комнаты, а мать осторожно присела на край рядом с ней.
— Что случилось? — Тревога птицей заколотилась в груди. Рука матери скользила по ее руке, а губы проговаривали какие-то непонятные, невнятные слова. Сквозь пелену тревоги до нее доносились обрывки: «ты выросла… получать паспорт… изменить отчество… подумать и все решить…»
— Да в чем же дело? — почти закричала она.
— Папа тебе не родной отец. Настоящий живет в другом месте. Он уехал, когда ты была совсем маленькой…
— Папа? Как может папа быть мне не родной? — Наташа не могла этого принять.
А как же запах? Его родной запах, который знаком с детства? Который был с ней с тех пор, как она себя ощущала!
Когда она бывала больна, она могла и не видеть отца, но всегда чувствовала, когда он подходил к ней то с плюшевым медведем, то с ложкой лекарства, то со стаканом чаю с малиновым вареньем… А его форма, что висела в шкафу… Парадный мундир, фуражка, его кортик? Она помнила их всегда! А внешнее сходство? Отец заплетал ей косички, он ставил ей градусник, он мыл ее в ванне!
— Это дурацкая шутка?
Но мама заплакала. Наташа выскочила в кухню. Отец сидел за столиком у окна, и она вдруг впервые увидела, что он ведь не очень молод.
— Любименький! — Это было их детское слово. Он поднял голову и взглянул на нее беззащитно. Она плюхнулась ему на колени и стала покрывать поцелуями его худое лицо, сухие, но сильные руки, и тут в ее голову противной змеей вползла нелепая мысль, что она сидит на коленях не у отца, а у постороннего мужчины. Она медленно встала. Она всегда любила ласкаться к нему. Прижиматься к груди, обнимать за шею, гладить его руки…
Что теперь будет? Если он не родной, то тогда как она его будет любить? Просто как мужчину, который всего лишь старше ее на двадцать лет? Любить за то, что он для нее сделал, за то, что был к ней постоянно добр, или как-то иначе? Родство и кровь — суть инстинкта. Если родства нет, а любовь существует — то это уже не родственная любовь. Какая же получилась чепуха! Оставить все так, как есть? Но ведь она уже знает… Зачем ей сказали? Из-за каких-то дурацких юридических закавык? Она вспомнила, что мама никогда не давала ей в руки ее свидетельство о рождении. Знание — сила, но она предпочла бы не знать. Теперь получилось, что они с мамой уравнялись в правах на любовь этого человека. Но мама — его жена. А кто же теперь она, Наташа? Приемная дочь. Как противно звучит.
Наташа пошла назад в свою комнату. Ее мама стояла у окна их квартиры на первом этаже, и плечи у нее были как-то странно безвольно опущены. И Наташа поняла, что юридические закавыки, оказывается, не такая вещь, которой можно пренебречь, даже в таком серьезном случае. «Ей было нелегко сказать, — подумала Наташа, — ведь она безумно любит отца. И каково ей было наблюдать за моим прилипчивым обезьянничеством? Ведь я уже взрослая деваха, ростом выше мамы чуть не на голову!»
Наташа медленно опустилась на кровать. Мать обернулась, подошла к ней.
— Я тебя люблю, мама! — сказала Наташа и уткнулась в ее плечо. — Как это случилось? Расскажи! — бормотала она, вдыхая знакомый запах матери. — Надеюсь, ты-то мне родная?
26 
