очень нудно 
47 
Втянув носом аппетитный запах молодой картошечки, Татьяна почувствовала вдруг зверский голод и рассеянно разрешила:
– Конечно, иди!
Принялась доставать посуду из высокой горки натурального дуба, отполированного до зеркального блеска.
Владимир ушел плескаться в душ, а она, не выдержав, взяла двумя пальцами маленькую картофелину, положила ее в рот и стала жевать, блаженно зажмурившись. Какая вкуснота! Воровато оглянувшись на ванную, взяла еще одну. Почувствовав на своих плечах сильные руки, испуганно вздрогнула.
– И кто тут у меня картошку ворует? – Свирепо прорычал ей в ухо Владимир и поцеловал в основание шеи. – Ответишь вечером по всей строгости закона!
Стараясь поскорее прожевать, она что-то протестующе замычала и чуть не подавилась. Он бережно усадил ее на стул.
– Не волнуйся, жуй спокойно, никто у тебя еду не отбирает!
Подвинул к ней тарелку с картошкой, себе взял другую, побольше. Налил ей и себе по большой кружке молока. Проглотив, наконец, застрявший в горле кусочек картошки, она возмутилась:
– А почему мне меньше? Что за дискриминация?
Он усмехнулся и ласково урезонил:
– Ты съешь сначала! И не вздумай мне отдавать остатки. Я больше за тобой доедать не буду.
Не съев и половины, Татьяна поняла, что с голоду сильно переоценила размер желудка. В горло больше ничего не лезло. Она перегоняла куски по тарелке, надеясь, что Владимир скоро уйдет, и она сможет убрать еду в холодильник. А к вечеру, может быть, проголодается и доест.
Владимир быстро съел свою порцию. Положив подбородок на твердо установленные на столе ладони, саркастично наблюдал за ее мучениями. Она старательно жевала сардельку, а на тарелке лежали еще две.
– Что, невкусно? – огорченно поинтересовался, нарочито сумрачно нахмурившись. – А я-то надеялся…
Она перебила, недружелюбно посмотрев на него:
– Вкусно! – отщипнула еще кусочек, и, давясь, принялась демонстративно жевать. – А тебе разве не пора?
Он откровенно засмеялся.
– Да пора, пора, но уж больно хочется увидеть, как ты со всем этим справишься! – она затравленно посмотрела на него, и он смилостивился: – Ладно уж, давай сюда! И не говори потом, что тебе не докладывают мяса, как тигру в зоопарке!
Татьяна с достоинством пояснила:
– Это была шутка! – и стремительно передвинула к нему тарелку.
Он быстро доел, выпил молоко и оценивающе посмотрел на Татьяну. Она тотчас напустила на себя строгий вид, собрала со стола грязную посуду и стала мыть, сильно взбивая пену. С хитринкой на нее посмотрев, Владимир протянул мурлыкающим просительным голоском:
– А может, сейчас? Вечером я вернусь поздно, уставшим, ни на что ни годным…
Она фыркнула, как кошка.
– Это значит – три раза в день? Утром, днем и вечером? И это ты называешь негодностью? А что же ты делаешь, когда чувствуешь себя в форме?
Он подошел к ней сзади, положил руки на ее нежную грудь и прижал спиной к себе. Интимно прошептал в самое ушко, как будто его мог услышать посторонний:
– Ну, ты же помнишь, чем мы занимались в санатории, когда нам никто не мешал!
Она брызнула на него мыльной водой, но он увернулся, и вода попала на обеденный стол.
– Помню, а как же! Но теперь – нет! После такого обеда у тебя запросто заворот кишок будет! И тебе пора на работу!
Он прижался к ней плотнее, давая почувствовать свое возбуждение.
– Поздно, милая, поздно! Все твои опасения запоздали!
Подхватил на руки и утащил в спальню, проигнорировав ее возмущенный вопль.
Через час, садясь в УАЗик, строго наказывал:
– Не увлекайся работой, а то опять забудешь поужинать. Я раньше двенадцати не приеду. Пока погода позволяет, надо убрать рожь. Не жди меня, ложись!
Долгим взглядом посмотрел на ее разрумянившееся от интимных ласк лицо, пробормотал:
– И что за дьявол выдумал эту работу?! – раздраженно ударил по педали газа и уехал.
Она посмотрела ему вслед и медленно побрела к дому. Но заходить внутрь не стала, села на качели, подвешенные на толстых цепях к врытым в землю столбам, и стала медленно покачиваться.
Как же она счастлива! Даже страшно. Вдруг что-нибудь произойдет и всё рухнет? Как она тогда будет жить? Когда не знаешь, что на земле может быть счастье, то и не боишься его потерять. А теперь это будет равносильно изгнанию из рая.
Твердо сказала себе, стараясь прекратить зряшную тревогу и успокаиваясь от звука собственного уверенного голоса:
– Брось паниковать, всё хорошо и будет еще лучше! Осталось лишь завести малыша, и жизнь станет просто чудесной!
47 
