очень нудно 
69 
* * *
Сегодня он решил ехать домой. В последний раз подобное решение обернулось бессонной ночью: он сидел на кухне, включив свет и – зачем-то – все конфорки. Синеватое пламя плясало, через раскрытое окно в кухню врывался ветер; осень – будь она проклята… Будь всё проклято.
Водка не шла. С трудом пропихивая в глотку очередные пятьдесят грамм, он расправился с поллитрой. Швырнул в окно пустую бутылку и почувствовал себя смертельно трезвым…
ТЫ РЕШИЛ?
Он выронил бутылку, только что открытую, выругался. На столе перед ним стоял пустой стакан, лежали стебли полузасохшего лука, кусок черного хлеба со следами надкуса. В лужице водки обнаружился черный «Берг» с именной гравировкой по щечной накладке. Пачка папирос, окурки, горелые спички...
ТЫ РЕШИЛ?
– Я пьян, – он не заметил, как заговорил в слух. – Я пьян! Слышишь ты, голос в моей голове?! Когда я допью бутылку...
Он наклонился, с трудом сохраняя равновесие, ухватил поллитру за горлышко. Выпрямился. Мокрое стекло выскользнуло из пальцев.
– Твою мать! – с чувством сказал он. – А знаешь, – он перешел на доверительный шепот, – когда я допью, голоса исчезнут. Их место займут черти! Белые черти... – он скривил губы. – Видишь, я еще могу шутить. Ты – Бог? Нет, лучше не отвечай. Сегодня я ничего не хочу знать. Сегодня я пришел в гости к Анне...
– Анна! – он повернулся к двери. В проем ударом топора падал свет, высекая из темноты кусок паркета.
– Анна!
ТЫ НУЖДАЕШЬСЯ В ПРОЩЕНИИ
Я нуждаюсь в ней! Зачем мне прощение – без неё?!
ЗАЧЕМ ТЕБЕ ОНА – БЕЗ ПРОЩЕНИЯ?
– Ты – не Бог, – он устало ссутулился, глядя на кусок паркета. Чертов кусок паркета, на который когда-то ступала нога Анны. – Бог не задает дурацких вопросов...
* * *
– Скажи мне одно… только честно, Рослав! Ты – болен?
– Честно? – узник улыбнулся. – Нет.
Следователь дёрнул щекой. Полез в нагрудный карман, вытащил сложенную вчетверо бумагу. Развернул.
– А я говорю: ты болен.
– Что это? – удивился Рослав.
– Справка. Выдана шестой городской больницей, более известной, как СУС номер шесть.
– Психушка?
– Санаторий узкой специализации. – поправил Следователь. Взял карандаш, положил перед собой чистый лист бумаги. – А теперь – официальная часть. Почему вы скрыли от следствия, что в апреле прошлого года были доставлены в СУС номер шесть с диагнозом «суицидальный синдром»?
– Я ничего не скрывал.
– Вы отрицаете?
– Какое это имеет значение?!
– Значит: отрицаете. Так и запишем.
– Нет!
– Что – нет?
– Пишите: я признаю. Был доставлен.
– Пишу.
– Ещё пишите… Доктор Войцевич определил мой диагноз, как «суицидальный синдром»... Пишете?
– Пишу, пишу.
– Мне было предложено остаться и провести в больнице ещё три месяца. Добровольно, конечно… Я согласился.
– Почему?
– Потому что иначе меня оставили бы там силой.
– Так... – он помолчал. – И что дальше?
– По истечении трёх месяцев доктор Войцевич счёл, что курс можно завершить. Сказал, что я нашёл цель в жизни... – инженер невесело усмехнулся. – и теперь у меня всё будет хорошо.
– Что за цель?
– Жить. Просто жить.
– И что?
– А жить оказалось непросто.
* * *
– Вы ее любили?
– Не знаю, – в глазах Следователя клубится туман, желтовато-серый, мокрый, одно прикосновение которого заставляет вздрогнуть. Болото, хлябь... Ничто под ногами, нечто за туманом. – Не знаю. Просто... без нее мир стал каким-то плоским... Нет объема. Чертова проекция на плоскость, масштаб два к одному... Что вы на меня так смотрите?
Кнежинский покачал головой. Ничего.
– Я ведь тоже был человеком, – неожиданно признался Прокуратор, наклоняясь вперед. Острый профиль опасно навис над Рославом. – Неплохим. Не-плохим. Не...
– Хорошим, – сказал Кнежинский.
– Заткнись, – скулы свело от злости, верхняя губа поползла вверх, обнажая зубы. Прокуратор сам понимал, что выглядит со стороны жутко и, как минимум, не в себе, но справится с лицом не мог. Щека дергалась.
– Сука рваная! – слова шли с запинкой, вперемежку с рычанием. – Что ты обо мне знаешь?! Урр-рою!
* * *
– Почему вы возитесь со мной? – спросил Рослав, садясь и зажимая ладонью рассечённую бровь. Пальцы окрасились кровью.
Следователь молча смотрел на него сверху вниз. Совершенно белое лицо, мёртвые глаза.
– Вам плохо? – забеспокоился Рослав, делая попытку встать.
69 
