146 
Я с радостью вбирал в себя эту боль, даруя облегчение маме. "Есть разные вампиры", – всплыли в памяти недавние слова Арминия. А затем мне вспомнилась одна из наших первых бесед, когда я стал его учеником. Арминий говорил, что и сам является вампиром, только психического склада. "Поначалу это доставляло мне удовольствие. Чужие души, словно драгоценные камни, разворачивались передо мной всеми своими гранями. Мне открывались сокровища знаний, собранные в чужой памяти. Но со временем похищенная красота перестала меня радовать, более того, в моей душе зашевелилось непонятное беспокойство. Похищенные сокровища все сильнее тревожили совесть. И наконец мне стало невмоготу жить с беспрестанным сознанием вины".
И тогда я спросил его, что же он сделал, осознав все это. "Я покаялся. И возместил нанесенный ущерб".
То же самое сделали и мы с Жужанной, добровольно взяв на себя страдания других и сделав их своей пищей (теперь Жужанна вместо чужой крови будет высасывать чужую боль). Людская боль нам нужна, чтобы жить, а если мы захотим прекратить свое жертвенное существование, то просто умрем от голода.
Я буду жить вечно. Мне понадобится немало времени, чтобы освободить от страданий всех своих предков. Их души упокоятся с миром, а моя жизнь будет продолжаться, поскольку людские страдания, увы, неиссякаемы.
Когда я забрал последние капли маминой душевной боли, она открыла поблекшие голубые глаза и с улыбкой прошептала:
– Брам.
Мама меня узнала! Увидев стоящего рядом Аркадия, она так обрадовалась, что мое сердце было готово разорваться от счастья и жалости. Взяв его холодную руку, мама поднесла ее к губам и вздохнула:
– Неужели я уже в раю? Или Бог услышал мои молитвы?
Я взглянул на Жужанну, и мы вышли в коридор, тихо закрыв за собою дверь. Там мы молча стояли, пока не появился Аркадий. По его щекам катились слезы, но губы улыбались.
– Свершилось. Она умерла с миром, у меня на руках.
Мамины губы еще хранили легкую улыбку. Смерть ее была светлой и спокойной. Мы с Жужанной поцеловали ее в гладкий, без единой морщинки лоб.
Когда мы выходили из маминой спальни, отец взял меня за руку и просто сказал:
– Я готов.
У меня сжалось сердце. Он покорялся судьбе, испытывая печаль и радость одновременно. То же происходило и в моей душе. Чистое, благостное горе, где боль соседствует с тихой радостью... Взявшись за руки, мы прошли в мой кабинет. Отец улегся на хирургический стол и обнажил шею.
Но прежде чем исполнить скорбный ритуал, я прильнул к отцовским губам и забрал себе все страдания его смертной жизни и еще более многочисленные страдания, которые он претерпел, будучи вампиром. Наконец он облегченно улыбнулся мне, и я дал ему упокоение.
Да будет благословенна моя семья и ваши семьи, и да дарует Бог всем нам мир и покой. Аминь.
146 
