136 
В сумятице охвативших его эмоций Уэбберли все же осознавал, что влюбился в нее. Но позади у них уже было двенадцать месяцев целомудренной дружбы: прогулки по городу, поездки за город, обеды в пабах, изредка — ужины. И тепло разговоров, настоящих разговоров о том, кем была Юджиния Дэвис раньше и как случилось, что она стала такой, как есть.
— В молодости я верила в Бога, — рассказывала она ему. — Но по дороге во взрослую жизнь потеряла Его. Вот уже долгие годы я живу без Него и хотела бы вернуть Его, если смогу.
— Даже после того, что случилось?
— Именно потому, что это случилось. Но боюсь, Он не примет меня, Малькольм. Мои грехи слишком велики.
— У тебя нет грехов. Ты просто не способна грешить.
— Уж ты-то, с твоей работой, не можешь верить в это. Грешат все.
Но Уэбберли не видел в ней греха, что бы она ни говорила о себе. Он видел только совершенство и то, что ему хотелось видеть. Однако говорить о своих чувствах казалось предательством во всех смыслах. Он женат, отец ребенка. Она хрупка и ранима. И несмотря на время, прошедшее после убийства ее дочери, он не мог воспользоваться ее скорбью.
Поэтому он решился только на вопрос:
— Юджиния, ты знаешь, что я женат?
Она перевела на него задумчивый взгляд.
— Я так и думала.
— Почему?
— Ты добрый. Ни одна женщина в здравом уме не упустила бы такого мужчину, как ты, будь у нее такая возможность. Ты хочешь рассказать мне о своей жене и семье?
— Нет.
— А… зачем тогда упомянул о ней?
— Браки иногда распадаются.
— Да.
— Твой распался.
— Да, мой брак распался.
Она снова стала смотреть на воду. Он продолжал грести и наблюдать за ее лицом, понимая, что и через сто лет, будучи слепым старцем, смог бы нарисовать по памяти каждый изгиб и линию.
С собой они захватили еду, и, приметив подходящее местечко, Уэбберли причалил к берегу.
— Подожди. Оставайся в лодке, Юджиния, — сказал он. — Я сначала привяжу ее.
Но, карабкаясь по крутому скользкому склону, он оступился и свалился в воду, где и остался стоять, униженный, по бедра в прохладных волнах Темзы, с веревкой, намотанной на руку. В ботинки стремительно проникала вода.
Юджиния подскочила со словами:
— Ох, Малькольм! Ты цел?
— Я чувствую себя полным идиотом. В фильмах такого никогда не случается.
— Но так даже лучше, — возразила Юджиния.
Не успел он сказать и слова, как она перепрыгнула через борт лодки и оказалась в воде рядом с ним.
— Грязь… — начал он.
— Такая нежная на ощупь, — закончила она. И засмеялась. — Ты покраснел до корней волос. Почему?
— Потому что я хочу, чтобы все было идеально, — признался он.
— Малькольм, все идеально, — сказала она.
Его раздирали противоречия, он хотел и не хотел, был уверен и не уверен. Больше он ничего не сказал. Они выбрались из реки на берег. Уэбберли подтянул лодку и вынул сумку с едой. Расположиться они решили под ивой, которая им обоим понравилась. Когда они уселись на землю, она сказала:
— Если ты готов, Малькольм, то готова и я.
Вот как все началось.
— И таким образом, ребенка отдали на усыновление.
Барбара Хейверс закончила свой отчет, захлопнув потрепанный блокнот. Затем она чуть не с головой нырнула в свою заплечную сумку-мешок и откопала там пакетик жевательной резинки. Широким жестом она угостила всех присутствующих в хэмпстедском кабинете Эрика Лича. Старший инспектор взял пластинку. Линли и констебль Нката отказались. Хейверс сунула жвачку в рот и начала энергично работать челюстями. Линли догадался, что так она борется с желанием закурить. И когда только она насовсем избавится от этой привычки?
Лич тоже воспользовался жвачкой по назначению и стал машинально играть с оберткой из фольги. Он сложил из нее миниатюрный веер и приставил получившееся изделие к основанию фотографической карточки своей дочери. Она только что звонила ему, и детективы из Скотленд-Ярда застали старшего инспектора за окончанием этого разговора, когда он устало бубнил в трубку: «Ради бога, Эсме, это тебе лучше обсудить с матерью… Конечно, она послушает тебя. Она же любит тебя… Ты опережаешь события. Никто не собирается… Эсме, послушай меня… Да. Так. Когда-нибудь она… Может, и я, но это совсем не значит, что мы не…» Похоже, тут девочка повесила трубку, потому что старший инспектор замолчал, но продолжал стоять у стола с открытым ртом, не успев сказать то, что намеревался. Потом он с излишней аккуратностью положил трубку на рычаг и тяжело вздохнул.
136 
