Последние отзывы

  297  

— Конечно, — сказал Линли. — Мы все смотрим на мир через призму нашего собственного опыта, это верно. Но иногда, в критические моменты, люди забывают об этом. И тогда они говорят и делают такие вещи… То есть все стараются достичь одного и того же, только не знают, что нужно для этого сделать. Фрэнсис, как я могу помочь вам?

Вернулась в комнату Хелен, неся бокал, до половину наполненный бренди. Она поставила его на туалетный столик и вопросительно посмотрела на Линли: «Что дальше?» Хотел бы он знать ответ на этот вопрос! Он практически не сомневался в том, что сестра Фрэнсис, движимая самыми благородными побуждениями, уже исчерпала репертуар возможных средств. Наверняка Лора Хильер начала с воззваний к здравому смыслу Фрэнсис, затем перешла к манипулированию, затем — к попытке сыграть на чувстве вины и закончила угрозами. А на самом деле нужно было другое: постепенное привыкание бедной женщины к внешнему миру, столько лет внушавшему ей ужас. Но никто из них не смог бы справиться с такой задачей, а главное — сейчас на это

не было времени.

«Что дальше?» — думал Линли над немым вопросом жены.

Чудо. Здесь потребуется чудо. Он сказал:

— Выпейте немного, Фрэнсис, — и поднес к ее губам бокал. После того как она послушно отпила, он отставил бокал и накрыл своей ладонью пальцы Фрэнсис.

— Что вам рассказали про Малькольма?

— Лора сказала, что со мной хотят поговорить врачи, — проговорила Фрэнсис. — Сказала, что мне нужно ехать в больницу. Что я должна быть с ним. Должна быть с Рэнди.

Впервые за все это время она оторвала взгляд от своего отражения в зеркале и перевела его на свою руку, накрытую ладонью инспектора.

— Но если Рэнди с ним, — продолжала она еле слышно, — то больше ему ничего и нужно. Когда она родилась, он сказал мне: «Нам подарена новая, храбрая жизнь». Вот почему он захотел, чтобы мы назвали ее Мирандой. Для него она была совершенством. Совершенством во всем. Идеалом, до которого мне никогда не дотянуться. Никогда. Папочка нашел свою принцессу. — Она потянулась к бокалу, отставленному Линли, но на полпути уронила руку, качнула головой. — Нет. Нет. Не так. Не принцессу. Конечно же. Папочка нашел свою королеву.

Она не сводила невидящих глаз с бокала. В них показались слезы.

Линли встретился взглядом с женой, стоящей за спиной у Фрэнсис. По выражению ее лица он понял, что она чувствует то же, что и он: желание уйти. Они стали свидетелями материнской ревности, ревности такой силы, что даже посреди смертельного кризиса она не ослабила своей хватки… Это не просто неловко, а прямо-таки непристойно, думал Линли. Он чувствовал себя так, будто его застали за подглядыванием.

Первой заговорила Хелен:

— Я думаю, все отцы ведут себя похоже по отношению к дочерям, Фрэнсис. Они относятся к ним с большим трепетом, потому что это не сыновья. Таким был мой отец, и, наверное, Малькольм чувствовал к Рэнди то же самое.

— В нашей семье так и было, — подхватил Линли. — Наш отец обращался с моей старшей сестрой совсем не так, как со мной. Или с моим младшим братом, если уж на то пошло. В его глазах мы не были столь ранимы. Нас надо было закалять. И я считаю, что все это означает лишь…

Фрэнсис вытащила свою руку из-под его ладони.

— Нет. Они были правы. Те люди из больницы, они правильно догадались, — сказала она. — Королева мертва, и он не справился с этим. Он бросился под машину. — Она впервые взглянула Линли в лицо и повторила: — Королева мертва. Никто не смог бы ее заменить. И уж конечно, не я.

И внезапно Линли понял.

— Вы все знали, — сказал он.

— Фрэнсис, вы ни в коем случае не должны думать… — начала Хелен, но Фрэнсис прервала ее, поднявшись на ноги.

Она подошла к тумбочке, вытащила верхний ящик и поставила его на кровать. Из самого дальнего угла, с самого низа она достала комочек белой ткани. Медленно, как священник, выполняющий ритуал, она развернула его, встряхнула, а потом разгладила на покрывале рукой.

Линли и Хелен подошли к ней. Втроем они стояли и смотрели на то, что оказалось носовым платком, обычным носовым платком, который отличали от всех остальных платочков лишь две детали: вышитые в углу инициалы «Ю» и «Д» и пятно цвета ржавчины примерно по центру платка. Это пятно рассказало им маленькую драму, разыгравшуюся в прошлом. Он порезал палец, ладонь, кисть руки, пока делал что-то для нее — отпиливал доску, заколачивал гвоздь, вытирал стакан, подбирал осколки кувшина, случайно упавшего на пол. Поскольку сам он вечно забывает носить с собой платок, она тут же достает свой носовой платок из сумочки, из кармана, из-за рукава свитера, из чашечки бюстгальтера и прикладывает к его ране. Этот кусочек ткани затем оказывается в кармане его брюк, пиджака, пальто, и все забывают о нем, пока его жена, собирающая белье в прачечную или химчистку или сортирующая старые вещи, чтобы отдать ненужное в секонд-хенд, не находит его. Она понимает, что это за платок, и хранит его. Сколько же лет она хранит его? Сколько невыносимо долгих, богом проклятых лет она хранит его и не спрашивает о нем у мужа, лишая его таким образом возможности сказать правду, какой бы эта правда ни оказалась, или солгать, выдумав вполне достоверное и невинное объяснение, которому она могла бы поверить или которое могла бы взять за основу, чтобы лгать себе? Хелен спросила:

  297