ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>




  346  

«Что?» — крикнул я в ответ, потому что ее слова уносило ветром.

Она сложила ладони рупором и крикнула снова: «Удачной встречи с матерью!»


17 ноября

Мне удавалось не думать о матери на протяжении долгих лет благодаря работе. Подготовка к концерту или к сеансу звукозаписи, занятия на скрипке под руководством Рафаэля, участие в съемках документального фильма, репетиция с тем или иным оркестром, гастроли по Европе или Соединенным Штатам, встреча с агентом, обсуждение условий контракта, работа в Восточной Лондонской консерватории… Два десятилетия мои дни и часы были заполнены музыкой. За это время не нашлось лишней минуты, чтобы подумать о родителе, который бросил меня.

Но теперь у меня появилось сколько угодно времени, и в моих мыслях мать заняла главное место. И я знал — даже когда думал об этом, даже когда гадал, воображал и размышлял, — что концентрация всего внимания на матери стала для меня способом не слишком часто задумываться о Соне.

Мне не всегда это удавалось. Моя сестра по-прежнему являлась мне, стоило лишь на секунду потерять бдительность.

«Она какая-то неправильная, мама». Я помню, как сказал это, вертясь возле кроватки, на которой лежала моя младшая сестра, укутанная в одеяльце, в шапочке — и с лицом, которое выглядело как-то не так.

«Нельзя так говорить, Гидеон, — ответила мне мать.™ Никогда не говори так о своей сестре».

«А почему у нее глаза глупые? И рот смешной».

«Я сказала, не смей говорить так о своей сестре!»

Вот как мы начинали, постепенно превращая Сонины отклонения в запретную тему. Они стали доминировать в нашей жизни, а мы по-прежнему молчали о них. Соня капризничает, Соня проплакала всю ночь, Соня провела в больнице две или три недели. А мы делали вид, что жизнь идет своим чередом, что все нормально, что так и должно быть в семье, где появился новорожденный ребенок. Так мы и жили, пока дедушка не разбил стеклянную стену нашего отрицания действительности.

«Какой от них толк, от них обоих? — бесновался он. — Что толку во всех вас, Дик?»

Не тогда ли зародилась в моей голове мысль, что я должен доказать свое отличие от сестры? Не тогда ли впервые осознал необходимость этого? Дедушка смел меня в одну кучу с Соней, но я открою ему глаза на истинное положение вещей.

Но как осуществить задуманное, когда жизнь нашей семьи вращается вокруг нее одной? Ее здоровье, ее развитие, ее болезни, ее рост. Детский плач в ночи — и поднимается весь дом, чтобы удовлетворить ее потребности. Изменилась температура — и жизнь замерла до прихода доктора, который объяснит, что послужило тому причиной. Какие-то проблемы в ее питании — и на дом вызываются специалисты для дачи рекомендаций. Она была предметом всех наших разговоров, однако причина ее недомоганий не называлась никогда.

Я вспомнил все это, доктор Роуз. Вспомнил, потому что когда я думал о матери, то к каждому моему воспоминанию, которое удавалось извлечь из мрака забвения, цеплялась и Соня. Она присутствовала в моем мозгу с таким же постоянством, с каким присутствовала тогда в моей жизни. Дожидаясь встречи с матерью, я пытался избавиться от сестры с той же целеустремленностью, с какой пытался избавиться от нее, пока она еще была жива.

Да, я отдаю себе отчет в том, что это означает. Она мешает мне сейчас. Она мешала мне тогда. Из-за нее моя жизнь изменилась. Из-за нее моя жизнь может измениться еще сильнее.

«Ты будешь ходить в школу, Гидеон».

Должно быть, вот когда было посеяно зерно — зерно разочарования, гнева и разрушенной мечты, которое проросло и превратилось в лес обвинений. Новость о школе сообщил мне папа.

Он входит в мою спальню. Я сижу за столом у окна, где мы с Сарой Джейн Беккет проводим занятия. Я решаю примеры по математике. Папа садится на стул, на котором обычно сидит Сара Джейн, и наблюдает за мной, скрестив на груди руки.

Он говорит: «Мы попробовали пойти таким путем, Гидеон. И ты отлично показал себя, да, сынок?»

Я не понимаю, о чем он говорит, но то, что я слышу в его словах, заставляет меня насторожиться. Сейчас я могу предположить, что в отцовском голосе мне послышалась обреченность, но в тот момент мне не хватало опыта и знаний, чтобы назвать то, что он чувствует.

Вот тогда он и сообщил мне, что я, как все дети, буду ходить в школу. Он нашел одну приличную и недорогую школу неподалеку от дома. Я говорю первое, что приходит мне в голову: «А как же скрипка? Когда я буду упражняться?»

  346