очень нудно 
39 
Дуня что-то заподозрила. Мери, думаю, тоже, хотя вряд ли можно проникнуть в чужие сны. Я попыталась мысленно предупредить Влада, сообщить ему об опасности чужого вмешательства. Не сомневаюсь, и Дуня, и Мери испуганы и шокированы происходящим.
Мне нет дела до их страхов.
Я не понимаю, что происходит со мною. Я перестала ощущать, где реальность, а где сон. Слабость и замешательство – вот чувства, владеющие сейчас мною. Наверное, я все-таки больна и умираю. Повторяю: мне все равно. Если это смерть, то до чего же она приятна и радостна! Впервые за все годы своей никчемной, жалкой жизни я по-настоящему счастлива. Мне не нужен Бог. Мне не нужно прощение.
Я хочу лишь одного: чтобы он пришел опять.
* * *
ДНЕВНИК МЕРИ УИНДЕМ-ЦЕПЕШ
10 апреля
Боже милосердный, не дай мне сойти с ума. Позволь мне остаться истеричной беременной женщиной, которая забила себе голову страшными историями, стала жертвой разыгравшегося воображения...
Самое ужасное, что я знаю, все произошедшее было наяву. Я видела это собственными глазами... И все равно мой разум отказывается им верить!
Сейчас половина второго ночи. Я слышала, как несколько минут назад Аркадий с мистером Джеффрисом сели в коляску и поехали в замок. Минут через двадцать муж вернется. Возможно, он несколько задержится в замке, дабы продолжить разговор с гостем, подарившим нам такой приятный вечер. Однако я должна записать то, чему стала свидетельницей, я должна хоть чем-то заняться, иначе потеряю рассудок. Рука сильно дрожит, и я едва в состоянии прочесть собственные каракули.
Закончив предыдущую запись, я, естественно, не смогла уснуть, хотя время перевалило за полночь. Я легла и долго ворочалась с боку на бок. Отчасти я объясняла свое угнетенное состояние плохой работой желудка и невозможностью найти удобное положение для сна (мой живот стал еще больше). Но главная причина заключалась, конечно же, не в этом. Я волновалась, не представляя, как расскажу про Влада и Жужанну Аркадию, когда он вернется из замка, и думала, не стоит ли все же обождать до утра. Меня мучило и то, какими словами передать ему мои наблюдения.
Вдобавок мне было никак не побороть своего любопытства. Что же все-таки происходило в спальне Жужанны? Я решила, что она поняла мой недвусмысленный намек насчет волка у нее под окнами. Скорее всего, она предупредила Влада, сообщив ему, что отныне ее спальня больше не является надежным местом для их свиданий. Я даже отважилась надеяться, что мои слова побудили ее полностью разорвать эти недостойные отношения с дядей.
Наконец я просто заставила себя закрыть глаза. Возможно, я задремала, хотя мне казалось, что мое сознание оставалось бодрствующим. Я впала в некое подобие транса, и мне привиделся сон наяву: будто на меня из темноты глядят два больших глаза, прикрытых тяжелыми веками.
Я видела также часть лица – бледного, как снег. Глаза были прекрасны – изумрудного цвета, с большими черными блестящими зрачками. Я сразу же узнала их – то были глаза Влада. От них исходила та же гипнотическая сила, какую я ощутила во время поманы. Но, находясь в полусне, я на какое-то мгновение поддалась их чарам. Это, как ни странно, развеяло мое тягостное настроение. Меня охватила приятная истома, которую мне вовсе не хотелось прерывать.
Но так продолжалось совсем недолго. Следом проснулось мое врожденное упрямство. Я заставила себя открыть глаза и тряхнула головой. При этом я сознавала, что не сплю. Я сразу же вспомнила истории, рассказанные мистером Джеффрисом в часовне. От всего этого у меня часто-часто забилось сердце. Испытывая необъяснимый ужас, я встала, подошла к эркерному окну и чуть-чуть отодвинула портьеру – ровно настолько, чтобы видеть окно Жужанны, не выдавая своего присутствия.
Ночь выдалась безоблачной. Ярко светила полная луна Я отчетливо видела каждый цветок, каждую травинку на узкой лужайке, разделявшей оба флигеля, хотя лунный свет сводил все разнообразие красок к оттенкам серого.
Я знала, что Влад здесь, но даже сейчас не понимаю, каким образом это знание пришло ко мне. Но это случилось даже раньше, чем я увидела раздвинутые ставни и открытое окно в спальне Жужанны. Разумеется, света она не зажигала, и потому происходившее там было скрыто от моих глаз. В сумраке спальни я сумела различить лишь извивающиеся тени. На белом фоне мелькнуло что-то черное. Все с той же непостижимой для меня ясностью я поняла: белое – это бледная кожа Жужанны, а черное – плащ Влада.
39 
