— О господи, да их были десятки!
— В Ярде мы поднимем все ваши старые дела, но вы могли бы помочь нам, указав хотя бы приблизительное направление. Если в вашей памяти всплывает какое-то особое расследование, то вы существенно облегчите нам работу, перечислив причастных к нему лип.
— У меня сохранились дневники.
— Дневники? — спросил Ханкен.
— Когда-то я подумывал… — Мейден иронично, словно посмеиваясь над собой, покачал головой. — Я подумывал, выйдя в отставку, заняться сочинительством. Писать мемуары о собственной персоне. Но этот отель постоянно требовал внимания, и я так и не взялся за перо. Хотя дневники остались. Если я загляну в них, то, вероятно, чье-то имя или лицо…
Он слегка сгорбился, словно бремя ответственности за смерть дочери всей тяжестью легло на его плечи.
— Ты ничего не знаешь наверняка, — сказала Нэн Мейден. — Энди, пожалуйста, не взваливай вину на себя.
Ханкен сказал:
— Мы проверим все возможные варианты. Так что если…
— Тогда проверьте и Джулиана, — вызывающе бросила Нэн Мейден, словно решила доказать полицейским, что есть и другие подозрительные ходы помимо тех, что ведут в прошлое ее мужа.
Мейден сказал:
— Нэнси, не надо…
— Кто такой Джулиан? — спросил Линли.
Джулиан Бриттон, сообщила им Нэн. Он на днях обручился с Николь. Разумеется, Нэн ни в чем его не подозревает, но если уж полицейские будут собирать все сведения, то им понадобится поговорить и с Джулианом. Николь разговаривала с ним за день до того, как отправиться в этот поход. Она могла поделиться чем-то с Джулианом, даже показать ему что-то, что в итоге может открыть полицейским новые направления расследования.
Линли подумал, что это вполне разумное предложение. Он записал фамилию и адрес Джулиана. Нэн Мейден дала полную информацию.
Ханкен, со своей стороны, погрузился в размышление. Он не промолвил больше ни слова, пока они с Линли не вернулись к машине.
— Знаете, все это, скорее всего, никуда не ведет.
Он включил зажигание, вывел машину со стоянки и, объехав отель, остановился перед фасадом Мейден-холла. Под вялое урчание мотора он задумчиво изучал взглядом старое каменное здание.
— Что именно? — спросил Линли.
— Особый отдел. Мститель, явившийся из прошлой жизни. Слишком уж удобное объяснение, вам не кажется?
— Удобное? Странный выбор слова в применении к следственной версии и возможным подозреваемым, — заметил Линли. — Если, конечно, у вас не возникла более достоверная гипотеза… — Он глянул на отель. — Кого вы подозреваете, Питер?
— Вы знаете Белогорье? — резко спросил Ханкен. — Оно тянется от Бакстона до Эшбурна и от Мэтлока до Каслтона. Тут полно холмистых долин, пустошей, охотничьих и лесных троп. В общем, все, что нас окружает… — он сделал рукой широкий жест, — это Белогорье. Включая и дорогу, по которой мы сюда приехали.
— И что?
Ханкен развернулся на сиденье и в упор посмотрел на Линли.
— А то, что в этом огромном районе Энди Мейден ухитрился найти машину своей дочери, скрытую из виду за каменной придорожной стеной. Один, без всякой помощи. Надо ли добавлять что-то к этому, Томас?
Линли посмотрел на здание отеля: его окна, словно закрывающиеся глаза, отражали последние лучи вечернего света.
— Почему вы не рассказали мне раньше? — спросил он напарника.
— Я не придавал этому значения, пока наш коллега не завел разговор про Особый отдел. И пока не выяснилось, что Энди утаил правду от жены.
— Он хотел постепенно подготовить ее. Кто на его месте поступил бы иначе? — спросил Линли.
— Тот, у кого совесть чиста, — отрезал Ханкен.
Приняв душ и переодевшись в свои самые удобные брюки с резинкой на талии, Барбара вернулась к легкому ужину — остаткам готовой свинины с рисом, которая в холодном виде вряд ли вошла бы в десятку чьих-то любимых кулинарных блюд. Именно тогда притащился Нката, заявив о себе двумя резкими ударами в дверь. Держа в руке полупустой контейнер, Барбара распахнула дверь и нацелила на него палочки для еды.
— У тебя что, остановились часы? На сколько, по-твоему, растяжимы пять минут, Уинстон?
Он без приглашения шагнул внутрь, сияя на полную мощность белозубой улыбкой.
— Извини. Перед выходом у меня опять зазвонил пейджер. Шеф. Пришлось сначала перезвонить ему.
— Ну конечно. Нельзя же заставлять ждать его светлость.