— Летать умею.
— Здорово! Должно быть, это потрясающе.
Барбара подумала, что, наверное, это годы секретной службы сделали его таким «говорливым». Она начала объяснять Хекстеллу. зачем он ей понадобился. Быть может, он сумеет вспомнить, не было ли во время их совместной работы с Энди Мейденом какого-то дела, расследования, в общем, любой операции, имевшей особенно важное значение?
— Мы прорабатываем версию убийства его дочери, связанную с предположением, что один из посаженных вами с Мейденом преступников захотел свести с ним счеты. Мейден сам пытается определить возможного кандидата у себя в Дербишире, а я целое утро просидела за компьютером, просматривая ваши отчеты. Но ни один из них ничего не дал.
Хекстелл вновь начал раскладывать свои фотографии. Видимо, он следовал определенному плану, но Барбара не поняла какому, потому что на всех снимках желтел один и тот же самолет, только в разных ракурсах: на первый план выступали то фюзеляж, то распорки, то крылья, то мотор, то хвост. Расположив все снимки в желаемом порядке, Хекстелл достал из кармана пиджака лупу и принялся скрупулезно изучать их.
Из наших клиентов кто угодно мог воспылать жаждой мести. Мы имели дело с настоящими подонками. Наркодилеры, наркоманы, сутенеры, торговцы оружием. Полный цветник пороков. Любой из них не поленится проехаться по стране, чтобы прикончить одного из нас.
— Но ни одно из конкретных имен не приходит вам на ум?
— Я выжил благодаря тому, что оставил их имена в прошлом. А вот Энди не смог.
— Выжить?
— Забыть.
Он придвинул ближе одну фотографию. Это был вид спереди, и корпус самолета выглядел укороченным. Хекстелл дотошно изучил через увеличительное стекло каждый дюйм, прищурившись, точно ювелир при проверке бриллианта.
— Из-за этого он и уволился? Как я слышала, он рано подал в отставку.
Хекстелл взглянул на нее.
— А кто, собственно, находится под подозрением?
Барбара поспешила успокоить его:
— Я лишь пыталась понять, что он за человек. Если бы вы рассказали мне нечто такое, что могло бы помочь…
Она многозначительно замолчала и с воодушевлением занялась шоколадным пончиком.
Старший суперинтендант положил лупу на стол и прикрыл ее руками.
— Энди ушел по медицинским показаниям. Нервная система пошла вразнос.
— У него был нервный срыв?
— Не срыв, дамочка, — с усмешкой сказал Хекстелл. — Нервная система. Стали отказывать нервные центры. Первым пропило обоняние. Потом ослаб вкус, потом перестали слушаться руки. Он справлялся с этим довольно успешно, но, когда начало подводить зрение, это его доконало. Он решил завязать со службой.
— Черт побери. Он что, ослеп?
— Наверное, мог бы. Но как только он отошел от дел, организм пошел на поправку. Чувства, зрение — все вернулось.
— Так что же с ним случилось?
Оттягивая ответ, Хекстелл долго и упорно изучал Барбару взглядом. Потом сложил вместе указательный и средний пальцы и постучал ими по лбу.
— Не смог больше играть в эту игру. Тайные расследования поглощают тебя целиком. Я потерял четырех жен. Он потерял чувства. Некоторые вещи незаменимы.
— А у него не было сложностей с женой?
— Я уже сказал. Это такая игра. Некоторые парни с легкостью притворяются теми, кем не являются. Но Энди это давалось с трудом. В наших делах приходилось постоянно придерживаться легенды… помалкивать до завершения операции… Это вымотало его до полусмерти.
Так значит, не было никакого особо убойного дела, какой-то крутой операции, которой он увлекся больше, чем другими?
— Не знаю. Я давно выкинул все из головы. Если и было такое дело, то я не помню его.
С такой избирательной памятью Хекстелл во времена его юности не был особенно ценным сотрудником для службы королевского прокурора. Но что-то подсказывало Барбаре, что этому теоретику глубоко безразлично, какого мнения о его способностях придерживались обвинители. Запихнув в рот остаток пончика, она запила его колой.
— Спасибо, что уделили мне время, — сказала она и, кивнув на веселенький биплан, дружелюбно добавила: — Довольно занятная игрушка.
Хекстелл поднял со стола фотографию винтового самолета, осторожно держа ее кончиками большого и указательного пальцев, чтобы не испачкать.
— Просто еще один способ умереть, — сказал он.
«Проклятье, — подумала Барбара, — И чего только люди не делают, чтобы забыть об этой чертовой работе!»