106 
Вернувшись в гостиную, Родион застал мадам Бородину на любимом троне с колесиками и сферами Зодиака. Она успела поправить волосы, как и любая женщина. Нил бережно отирал кровавые следы, за что был награжден нежной материнской улыбкой.
– Аглая Николаевна повесилась.
– Туда ей и дорога, – прорычал заботливый сын. – Что наделала, ведьма…
– Няня любила вас, как родного, Нил Нилыч.
– И как отплатила за нашу доброту? Поднять руку на маменьку!
– Не надо так, Нилушка, – Филомена Платоновна поцеловала сыновью руку. – Аглая всегда была со странностями. Мы привыкли к ним. Но теперь все кончено. Скоро вернутся слуги, мы заживем как прежде, и весь этот кошмар забудется. Я окружу тебя заботой, мой милый…
– Там записка, в которой Аглая делает признание…
– Я так и знал! – вскричал Нил. – Она погубила Варвару и Липу! Бедные Тонька и Орест! Змея коварная! Эту правду хотели мне рассказать?
– Забыли Марфушу, – напомнил Родион.
– Ну, уж это наверняка ее рук дело. Больше некому. Значит, призналась перед смертью, не захотела с такими грехами уйти. Спасибо и на этом. Ты права, матушка, как хорошо, что весь этот кошмар кончился. Не сердитесь за мою резкость, Родион Георгиевич, вы старались честно, не ваша вина, что не вышло. Кто мог догадаться о таком коварстве! И столько лет жила под нашим кровом. Ох, словно гора с плеч свалилась… А еще глаз, негодная, подкинула, чтобы пугать меня. Но и конец достойный, по заслугам.
– Не такой конец я ожидал, – сказал Родион, самовольно усаживаясь в кресло. – Трудно предугадать семейный рок. Моя вина…
6
К вечеру бильярдная зала «Hotel de France» гудела. Любители и мастера раскатать шары, разбившись на группы, ангажировали столы русской пирамиды. Впрочем, и французский карамболь не пустовал. На зеленом сукне, задвинутом в дальний угол, нелюбимый завсегдатаями, выстроился треугольник белых шаров. Зрителей вокруг не нашлось, даже маркера, да и пара, кажется, не нуждалась в чужом внимании. Уже с полчаса драгоценного времени потратили на болтовню.
– И это все? Ради этого надо было вытаскивать меня в бильярдную?
Дама поигрывала кием, как тевтонский рыцарь мечом. Барышня была недовольна и даже рассержена: обещали захватывающую интригу, а подсунули сумасшедшую. Тоже в своем роде нетерпеливый характер.
– Это жульничество, – добавила она. – Раскрыли преступление с помощью самого же убийцы, который к тому же повесился. За это не узнаете мой секрет.
Ванзаров неторопливо покатал ладошкой красный биток.
– Напомните, фрейлейн фон Рейн, кто считается родоначальником криминального жанра в литературе?
Неожиданный вопрос не застал врасплох.
– Эдгар По, конечно, «Убийство на улице Морг». Какое имеет отношение…
– Смею утверждать, что криминальный жанр старше на много веков. Первую криминальную историю изложил бессмертный Софокл в своей великой трагедии «Эдип-царь», или «Царь Эдип», как уж переводчику будет угодно.
– Вы шутите?
– Только факты. – Родион был серьезен до чрезвычайности. Даже усы распушились всерьез, вот как. – В трагедии есть страшное преступление: убит старый царь, есть настоящее расследование, есть интрига и поимка преступника. Но самое главное – есть рок, который тяготеет над семейством Эдипа. Должен признаться: я пересмотрел свое отношение к року. Есть вещи, которые выходят за границы логики и вообще нашего понимания.
Оценив изящную тираду, одноглазая барышня строгим тоном спросила:
– Долго будете мучить и ходить вокруг да около?
– Именно так из меня душу и вытягивали…
– Из вас? Ни за что не поверю. А кто? – не удержалась Ирма от чисто женского любопытства.
– Тот господин, что вам так не понравился.
– Этот надутый индюк? Этот наглый мужлан с бутоньеркой? Этот… – видимо, в русском языке, которым владела наполовину немка, не хватило подходящих образов.
– Зря вы так. Аполлон Григорьевич – гений криминалистики. А гению можно простить многое. По секрету: вы ему тоже сильно не понравились.
– Вот как? – оскорбилась одноглазая, но все-таки женщина. – Не больно-то интересует мнение всяких господ, от которых воняет неизвестно чем.
– Вам хорошо, уехали, и дела нет. А меня Лебедев теперь точно съест живьем. – Родион исторгнул из самой души тяжкий вздох. – Да и Курочкин надуется. Очень господа эти любопытные, обязательно желали знать, чем закончится дело. Пришлось даже наврать им. Ну, ничего. К счастью, вы не мой сослуживец. Имеете право знать.
106 
