25 
Безо всякой вежливости кулак полиции загрохотал в драную филенку. Ничто не выдало признаков жизни. Ванзаров прислушался и повторил. И этот сигнал остался без последствий. Ощутив радостный азарт, обещавший жертву, Родион саданул так, что гитара затихла. Но как только собрался за городовым и плотником, послышались шаги, и сонный голос раздраженно крикнул:
– Не принимаю. Уходите.
– Сыскная полиция, откройте.
Редкий замок не послушается такого обращения. И этот неуверенно крякнул, открывая невысокую даму в сером изящном платье без украшений. Нет, не даму – барышню. Молоденькую и свежую, как… Ну, честное слово, зачем сравнивать симпатичное личико с чем-то еще. Молоденькое, и этим все сказано. А дальше как хотите.
Стальное сердце Ванзарова снесло удар красоты достойно, но разум не мог не отметить: Нил Нилыч обладает отменным чутьем. Как нарочно подобрал в качестве запасной невесты существо, очаровательно и неуловимо схожее с шпагоглотательницей. Но внешними чертами и бирюзовостью глаз сходство заканчивалось. Даже цвет волос разный. Одного взгляда хватило, чтоб оценить все достоинства.
– Вам-то зачем? Осмотры не требуются, я уж… – сказала и осеклась. Но этого было достаточно. Барышня поспешно решила, что чиновник полиции желает проверить ее желтый бланк, который дозволяет заниматься поиском клиентов на улицах. Но ведь сыскная полиция – не Врачебно-санитарный комитет, проститутки не их профиль. Без сомнения, юное существо – бланкетка. Хоть и завязавшая.
– У меня дело касаемо господина Бородина, – понизив голос, сказал Ванзаров.
– Что с ним? – с неменьшим страхом, чем соперница, вскрикнула Варвара.
– В дверях неудобно…
Родиона немедленно впустили. Гостиная отличалась примерно так, как и оба гостевых дома. Особенно запахом. В жилище госпожи Нечаевой царил невероятный аромат, не хуже парфюмерной лавки. Словно ведрами духов тщательно вымыли жилище. И было чем. Флакончики всех форм, сортов и стекол замерли почетными шеренгами. Среди привычных пузырьков Брокара виднелись нескромные формы «Violettes de Parme» и «Lilas Blanc» от Bourjois, которые могла себе позволить далеко не каждая барышня столицы. В таком удушье и запах гниющей плоти не различить.
– Что с Нилом?
– Жив и здоров. Во всяком случае, пока… Варвара Ивановна, позволите осмотреть ваше жилище?
Презрительный жест, дескать, делайте, что хотите, предоставил полную свободу. Скорее для очистки совести, а уж совсем честно – чтобы присмотреться к барышне не торопясь, Ванзаров прошелся по комнатке, заглянул в шкаф под занавески, наведался в крохотную спальню и не поленился нагнуться под кровать. Весь незаконный обыск Варвара вытерпела не шелохнувшись.
– Теперь развеете таинственность?
Кое-как найдя упор в острие стола, Родион поинтересовался, на какие средства барышня существует.
– Пишу криминальные романы с продолжением для ежедневных газет.
– Да что вы?! Газеты проглядываю. Конечно, романчики не читаю, но что-то вашей фамилии не припомню.
– Пишу под псевдонимом, издатель категорически запрещает его разглашать.
– Позвольте, случайно не Розовое Домино? Угадал?! Вот славно… Ваш «Макарка-душегуб» делает тираж «Петербургскому листку». Матушка моя до слез обожает эту ахи… то есть этот романчик… Что живете так скромно?
– Издатель жадничает, платит копейки, – печально призналась барышня. – Хлеб литератора криминальных романов горек. Далеко нам до гонораров графа Толстого. Говорят, низкая литература, недостойное чтиво. Зато народ любит нас. И этого достаточно… Это не лучший мой роман. Скоро выйдет история из жизни парижского света. У меня много фантазий…
– Раз у вас так развито воображение, быть может, поясните, что за рок навис над семьей Бородина?
Варвара заморгала хорошенькими глазками:
– Впервые слышу… Нил весел, полон жизни. Ни о каких подобных заботах не говорил. По-моему, это какая-то ошибка.
– А его матушка?
– Ну что вы! Филомена Платоновна – изумительная женщина. Мы поняли друг друга с полуслова. У нас так много общего, она тонкий ценитель изящных мелочей женского бытия. И самое главное – беззаветная любовь к Нилу. Простите, что говорю такие искренние вещи построннему человеку.
– Как видно, делите эту любовь на троих…
Барышня-литератор сжала губки и решительно сказала:
25 
