88 
Идиот, Сытов, мучился, вспоминая, что напоминали ему девкины слова!
Таких совпадений быть не может.
– Кит! – кричал телефонная трубка. – Где ты?
– Извини, – пробормотал Сытов в трубку и нажал на отбой.
Теперь у него есть, с чем идти к Катьке. И с чем идти к Марту. Пусть Март работает, расследует, какая связь между тем шабашником Лёшей, нагрянувшим к его бабке новоявленным родственником и этим Алексеем Викторовичем Антоновым, решившим вырядиться под Катьку. Так и быть, чтобы спасти Катьку, он расскажет Марту ту давнюю историю. Так и быть, понесёт наказание, если таковое ему полагается.
Он схватил телефон и снова набрал Катерину. Ему снова никто не ответил.
Сытов натянул джинсы и выбрал почему-то яркую, гавайскую рубаху, которую как-то привезла ему Лика из отпуска, чтобы разнообразить его консервативный гардероб.
Одевшись, он опять схватил телефон и набрал домашний номер Марта, который знал ещё с детства. Опять послышались гудки, буравящие мозг, и опять никакого ответа.
Сытов заметался по комнате. Что делать? Куда бежать? Сидеть дома с таким «открытием» он не мог. Нужно подумать, какой шаг будет верным.
Он побежал на кухню, открыл холодильник, нашёл там палку копчёной колбасы, отмахнул здоровый кусок и попеременно стал откусывать с наслаждением то от него, то от огромной сдобной булки. Надо действительно лопать больше жиров и углеводов! Он запил трапезу глотком коньяка прямо из бутылки и утёр рот рукой широким, размашистым жестом – от локтя к запястью. С каких это пор он не стесняет себя ни в словах, ни в жестах?..
Колбаса с булкой сделали своё дело: он принял твёрдое решение.
Сейчас он поедет к Катьке. Даже если её нет дома, он сядет под дверью, и будет сидеть до тех пор, пока она не придёт. Переодетому гаду в парике, который вертится вокруг неё, он набьёт морду. Такая сволочь не может быть его соперником. Интересно, откуда тот знает, что он – Сытов? Ведь спросил же он: «Сытов?». Значит, Катька рассказывала ему про свою давнюю любовь. Значит, Катька помнит его, а может даже ещё и любит? Она увидит его, узнает, что он для неё сделал за эти дни и… простит. Она поцелует его своими тёплыми, по-негритянски пухлыми родными губами и они поженятся.
И нарожают темнокожих детей. И он уйдёт с опостылевшего телевидения и устроится… в Большой театр! Рабочим сцены. Катька теперь богатая – проживут!!!
Он нацепил ботинки и выскочил за дверь. Где-то в глубине квартиры надрывался телефон. Наверное, Лика пыталась до него дозвониться.
Голова болела так, что в глазах то вспыхивали, то гасли яркие пятна странных конфигураций. Иногда пятен было сразу несколько, и они складывались в причудливые картинки, подобные тем, которые Март рассматривал в детстве, крутя перед глазом игрушку «Калейдоскоп».
Голова начала болеть в то похмельное утро, когда он очнулся после устроенного Сытовым «праздника детства» и продолжала болеть уже двое суток, не сдаваясь ни таблеткам аспирина, ни холодным компрессам, ни массажу, который делала мать, приговаривая:
– В нашей семье алкоголиков не было! И разгильдяев в нашей семье тоже не было!
Март каждый раз открывал рот, чтобы возразить, что старший следователь прокуратуры не может быть ни алкоголиком, ни разгильдяем, но каждый раз закрывал его, так ничего и не сказав. Он понимал: будь он хоть генеральным прокурором, для матушки он был и останется непутёвым сыночком, выбравшим неправильный вуз.
День он провёл на работе, так и не сдвинувшись с места в этом дрянном Пригожинском деле. Март вызвал к себе и долго пытал охранника элитного дома, где проживал теперь Сытов. Как мог человек в красном беспрепятственно проникнуть в дом?! Охранник бычился, хмурился и бурчал:
– Я в который раз говорю, не спрашивал я у Катерины Ивановны пропуск никогда! Во-первых, её ни с кем не спутаешь, она… негра, и ходит всё время в красном, во-вторых, стеснялась она и шкерилась, видно, неудобно ей было, что к такому пожилому человеку бегает. Вот я лишний раз её и не смущал! Мне за корректность тоже платят. А тут вижу – идёт, шляпой лицо прикрывает. Удивился, что не на машине, но пропустил её. Вот и всё. Вина моя есть, но небольшая.
– Войти-то вошёл тот тип в красном, а вышел как? Видел?
– Не видел, – в сотый раз отвечал охранник.
– Значит, он где-то переоделся, краску с себя тёмную смыл, тряпки куда-то запрятал, и спокойненько вышел?! – терял терпение Март.
– Никто чужой в тот день не заходил и не выходил, на камере это прекрасно видно, – терял терпение и охранник.
88 
