очень нудно 
122 
В середине утра я вернулась в комнату короля; подле него находились Монморанси и Франсуа де Гиз. Правая щека Генриха достигла гротескных размеров. Глаз был перевязан. Врач Шаплен всю ночь дежурил у короля, промывая рану. Результат меня обнадежил: жар у больного спал.
Когда я села у кровати мужа и обратилась к нему по имени, он повернул ко мне лицо. Думаю, он узнал меня, хотя здоровый глаз растерянно блуждал по комнате.
— Молодой капитан, — еле слышно произнес Генрих, и я тотчас поняла, что речь идет о шотландце, нанесшем удар. — Передайте ему, что я его прощаю…
— Капитан Монтгомери сбежал, — сообщил старик Монморанси. — Никто не знает, куда он отправился.
Монморанси кинул на Франсуа де Гиза мрачный взгляд; видно было, что эти люди враждебно относятся друг к другу.
Впоследствии я выяснила, что де Гизы публично обвинили старика в ранении Генриха. Якобы коннетабль отвечал за облачение короля, и на его, мол, совести, что Генрих поднял забрало. Монморанси, судя по всему, очень хотел задать вопросы отсутствующему шотландцу.
— А! — откликнулся король и закрыл здоровый глаз. Слеза выкатилась из него и затекла в ухо. — Диана. Где Диана?
— Мадам де Пуатье в своих апартаментах, — ответил коннетабль. — Она нездорова и просит прощения у вашего величества.
Я взяла Генриха за руку, и он на удивление крепко пожал мою ладонь. Глядя на его длинное мускулистое тело под белыми простынями, я убеждала себя, что он не умрет.
— Зато я здесь. — Голос у меня сорвался, но я взяла себя в руки. — Это я, Катрин.
— Катрин, — пробормотал Генрих. — Ох, Катрин, я все думал, что ты глупа, но нет никого на свете глупее меня. Извини меня. Извини за все…
Склонившись над мужем, я прижалась щекой к его груди. Сердечный ритм напоминал быстрое биение птичьих крыльев. Слезы из моих глаз закапали на постель. Я словно таяла и сливалась с мужем. Казалось, от меня ничего не останется, одно его бешено колотящееся сердце.
— Я ни в чем тебя не виню, — сказала я, — поэтому у тебя нет повода для извинений.
— Как я тебя люблю, — прошептал Генрих и беззвучно заплакал.
Левой рукой он обнял меня за плечи и прижал к себе. В ту минуту я готова была убить за него, с радостью вонзила бы нож в жертву и пролила бы кровь, лишь бы Генрих хотя бы секунду не испытывал боли.
Это был лишь один из моментов. В целом те ужасные дни принесли мне только страдания.
Знаменитый хирург Амбруаз Паре приехал на следующее утро. Даже его поразила страшная рана короля. Она уже загноилась, и у мужа началась лихорадка. Хирург был откровенен: щепка так крепко засела в черепе, что любая попытка удалить ее закончится фатально. Если оставить щепку в ране, начнется инфекция, которая приведет к смерти. То есть спасти короля невозможно.
Я послала Монморанси за дофином, чтобы он попрощался с отцом. Вернулся Монморанси, качая седой головой: Франциск прийти отказался. Тогда я отправилась за ним сама. Марию я застала с каменным лицом в аванзале дофина, а мой сын сидел по-турецки на кровати, стонал, раскачивался и стукался затылком о стену. Я подняла его на ноги и повела к отцу.
Король повернул голову. Взглянув на него, наш сын взвыл: к тому моменту лицо Генриха так распухло, что щека налезла на нос. От забинтованного глаза с торчащей из него щепкой пахло гнилым мясом.
Веки дофина затрепетали, голова поникла; мы с Монморанси едва успели его подхватить. Коннетабль осторожно положил голову Франциска на грудь королю и объявил Генриху, что к нему пришел сын. Заслышав голос старого друга, Генрих открыл глаз и слепо поводил рукой, собираясь обнять Франциска. Когда мальчик пошевелился, Генрих произнес:
— Да благословит тебя Господь, сын мой, да подарит он тебе сил. Они тебе понадобятся, когда ты будешь править.
Услышав это, Франциск снова завыл и потерял сознание. Монморанси и слуга вынесли его из комнаты. Глаз Генриха закрылся, король опять впал в беспамятство. Я дежурила возле постели мужа, упираясь ладонями в матрас, чтобы не упасть.
— Катрин, — позвал мой муж и пошарил рукой, отыскивая мою ладонь.
Прикосновение его было горячим. Я взяла его руку и поцеловала.
— Я здесь. И всегда буду с тобой.
Генрих простонал.
— Обещай мне, — начал он.
— Все, что угодно, — отозвалась я.
Мой голос был обманчиво сильным.
— Обещай, что будешь защищать моих сыновей. Будешь наставлять их. Обещай, что наследники Валуа останутся на троне.
122 
