очень нудно 
134 
Эдуард — ныне герцог Анжуйский — сильно вытянулся, у него было продолговатое красивое лицо отца и черные глаза. От Медичи ему досталась любовь к элегантной одежде, ему очень нравились драгоценности — чем ярче сверкают, тем лучше. Эдуарду я рассказывала все, что знала об искусстве управления, и он был отличным учеником: быстро понимал интриги и тонкие нюансы дипломатии.
Карл тоже повзрослел, но я не была уверена в том, что он когда-либо станет мужчиной. У него был слабый подбородок и слишком большие глаза и лоб. Не украшала его и красная родинка под носом. При самом незначительном напряжении сил он бледнел и задыхался. Карл расстраивался из-за своего плохого здоровья и недостатка сообразительности. Он страшно завидовал красивому и умному Эдуарду и часто впадал в ярость.
Я надеялась, что он перерастет эти злые припадки, но со временем они участились, их интенсивность усилилась. Его величеству было почти четырнадцать — возраст зрелости, — но он все еще полагался на меня как на правительницу. Я издала закон, согласно которому Карл должен был получать одобрение Тайного совета. На публике Карл успешно произносил речи, которые я для него писала. Однако перечил мне по любому поводу, а в день рождения, несмотря на мои протесты и предупреждения врачей, настоял на своем участии в охоте.
Тринадцатилетний Эдуард и его младшая сестра Марго ехали рядом со мной и королем. Был конец июня; долина Луары простерлась перед нами, роскошная и живая. Даже седовласый Монморанси принял наше приглашение поохотиться. Казалось, наступили старые времена.
То и дело я украдкой бросала нервные взгляды на Карла. Заслышав его одышку, тут же приказывала остановиться. Но погоня наполнила сына таким азартом, что он пришпоривал лошадь и неудержимо хохотал. Глаза его радостно сияли.
Я приказала егерю ограничить время охоты и выбрать самую легкую добычу. Через полчаса собаки поймали ее в зарослях. Это был заяц — самая безопасная жертва для больного мальчика.
— Дайте мне! — крикнул Карл, когда егерь отозвал собак.
Сын спешился и стал метать в чащу копье. Когда заяц выскочил, Карл пришпилил его копьем к земле. К этому времени Эдуард, Марго и я спрыгнули с лошадей и подошли к Карлу, чтобы поздравить его с первой добычей, однако странный блеск в глазах короля заставил нас замолчать.
Заяц пытался высвободиться, он дергался и скалил желтые зубы. Карл, смеясь, нагнулся — хотел дотронуться до раны животного, и тут заяц его укусил.
Сын взвыл, грубо вонзил пальцы в рану животного, затем отнял руку. Заяц завизжал, из-под порванной кожи выглядывали блестящие красные мышцы. Это зрелище еще больше взволновало Карла. Он снова засунул руку в рану умирающему животному и вытащил внутренности. С улыбкой маньяка поднял их вверх, демонстрируя окружающим.
Вокруг нас собрались другие всадники. Карл наклонился к своим рукам, а когда поднял сверкающие глаза и обнажил зубы в свирепой улыбке, из его рта свисали внутренности, такие же красные, как и родимое пятно над губой.
Он зарычал и замотал головой, словно собака, раздирающая добычу. Я встала перед сыном, тщетно стараясь загородить его от взглядов.
— Господи, — прошептал Эдуард.
Он подошел к Карлу и сильно его ударил. Король подавился добычей и выплюнул ее.
— Иди к черту! — заорал он. — Как ты смеешь поднимать на меня руку?
Карл бросился на Эдуарда.
Я попыталась остановить сыновей. Карл слепо махал руками и оттолкнул меня, а Эдуард старался поймать его за запястья. Старик Монморанси вмешался в драку. Карл упал, и Эдуард отпрянул.
Король кричал что-то неразборчивое, рвал траву руками и зубами, словно хотел уничтожить ни в чем не повинную землю.
Охотники потихоньку разбрелись. Карл утомился, и его унесли на носилках. Он долго и сильно кашлял, его платок промок от крови.
В ту ночь я вместе с доктором Паре сидела возле постели сына. Паре не смог скрыть тревоги при виде крови. К счастью, лихорадки у Карла не было, и в перерывах между приступами кашля он вел себя как всегда.
— Я погибну молодым, — мрачно изрек он, — и все будут рады.
— Не говори так, — взмолилась я. — Ты отлично знаешь, что твоя смерть разобьет мое сердце.
Карл поднял тонкую бровь.
— Ты, конечно же, предпочтешь, чтобы королем стал Эдуард.
— Что за ужасные слова! Я одинаково люблю всех своих детей.
— Нет, — возразил он устало, — Эдуарда ты любишь больше всех. И это печально, потому что, когда я умру, он покажет себя монстром, каким и является на самом деле.
134 
