180 
— Наварр!
— Катрин.
Голос его едва был различим в страшном шуме.
— Я хочу помочь! — закричала я. — Следуй за мной.
Но Генрих покачал головой, показывая, что не слышит, и протянул мне ладонь. Он поставил меня на ноги. Я взглянула за его плечо и увидела белый крест: швейцарец готов был поразить его мечом. Я охнула. Наварр быстро повернулся, чтобы отстраниться от удара, но у него не получилось. Кончик лезвия задел его лоб, и он рухнул на пол.
Я опустилась перед Генрихом на колени. Его веки затрепетали.
— Помогите нам, — прошептал он и затих.
Яркая кровь фонтаном взметнулась с его лба и потекла на ковер. Я задохнулась, расстегнула пеньюар, собрала подол юбки и прижала к ране. Швейцарец, склонившись над нами, собирался нанести Наварру последний удар.
Я закрыла Генриха своим телом.
— Убьешь его, — крикнула я, — убьешь и королеву!
Наварр подо мной зашевелился и застонал. Солдат в замешательстве опустил меч, попятился и вдруг тоже внезапно упал. Я подняла глаза и увидела молодого принца Конде. Тот округлил глаза при виде окровавленного Наварра, стащил с себя ночную рубашку и бросил ее мне. Из раны еще текла кровь, лоб Наварра распух, но череп не был пробит. Я обвязала голову Наварра рубашкой и посмотрела на Конде. Тот наклонил ко мне ухо.
— Помогите мне вытащить его отсюда, — велела я.
Конде не стал медлить, мы вместе поставили Генриха на ноги. Наварр был оглушен, его шатало, тем не менее он оперся на мое плечо и потащился вместе со мной позади Конде. Принц пробирался, выставив вперед меч и прокладывая нам дорогу среди швейцарцев и шотландцев. Некоторые из них, узнав меня, отшатывались.
Когда мы оказались в аванзале, где уже прекратилась бойня, Генрих всхлипнул:
— Почему?
С десяток его товарищей раскинулись на мраморном полу.
Я молчала. Наконец мы добрались до коридора. Взгляд Конде казался настороженным, но неприязни, которую я замечала раньше, в нем не было.
— Туда, — показала я принцу в восточном направлении.
Мы миновали лестницу — теперь там было тихо — и вошли в опустевшую галерею. Влажный ветерок шевелил занавески. На двух этажах под нами и во дворе, в тени огромного Вулкана, корчились жертвы. Генрих взвыл, глядя в окно. В его глазах застыл ужас.
Более сотни испуганных гугенотов выбежали из дворца во двор, где их уже поджидали швейцарцы с луками и алебардами. Возле западной стены лежали тела. В свете факелов с десяток орущих людей сбились в кучу, а лучники укладывали их одного за другим на скользкие от крови камни мостовой. Я прижала к губам кулак, удерживаясь от тошноты. Я отдала этот приказ, потому что боялась войны, потому что не хотела ненужных смертей.
Конде смотрел мрачно. Он был слишком потрясен и не мог говорить.
— Почему? — снова простонал Генрих и повернулся ко мне. — Зачем вы это делаете с нами?
— Мы не должны здесь стоять, — ответила я. — Они найдут нас, и вас убьют.
Я сняла со стены светильник и подвела их к маленькой двери в середине галереи. За ней находилась узкая винтовая лестница — секретный выход, известный только членам королевской семьи. От спертого воздуха перехватывало дыхание. Наварр качался, но нам удалось спуститься на три лестничных пролета в благословенно прохладный подвал и пройти мимо больших старинных винных бочек к темнице. Сняв со стены ржавый ключ, я открыла дверь. Конде помог своему кузену добраться до прибитой к стене полки, служившей в качестве койки. Генрих уселся и тяжело прислонился к каменной стене. Я вернулась наружу и закрыла на засов решетку. Мужчины вздрогнули от лязга металла.
— Что вы собираетесь с нами сделать? — осведомился Конде. — Устроите публичную казнь?
— Оставлю вас здесь, пока не решу, как быть дальше. Это единственное место, где вы в безопасности. Клянусь Богом, я не причиню вам вреда.
Генрих стянул с головы окровавленную рубашку и в недоумении взглянул на нее.
— Зачем вы убиваете наших товарищей?
Голос у него был мрачный и недоуменный.
— Потому что вы планировали убить нас! — возмутилась я. — Потому что сейчас ваша армия движется на Париж. Потому что вы хотели уничтожить дофина и меня, отнять трон у моего сына.
Генрих и Конде уставились на меня, словно я сняла перед ними ночную рубашку.
— Вы с ума сошли, — прошептал Конде. — Нет никакой армии.
Наварр осторожно приложил руку к распухшему лбу и прищурился, словно слабый свет лампы причинял ему боль.
180 
