очень нудно 
36 
Ворота защищали восемь всадников. Четверо светили факелами, остальные угрожающе размахивали саблями против толпы. Количество людей трижды превышало количество всадников, и народ все прибывал.
Вместе с солдатами я вышла из ворот.
— Вот она! — крикнул кто-то.
Людей за всадниками я не видела, лишь где-то ногу, где-то руку, какие-то отдельные черты. В сумерках все сливалось.
Посреди солдатского полукружья два человека держали поводья лошадей, стоявших пока без всадников, и осла. Один, когда увидел нас, передал поводья другому и поспешил навстречу.
— Командир, — произнес он виноватым голосом, — понятия не имею, как просочился слух…
— Это она! Маленькая монахиня…
— Племянница Папы…
— Отъедалась в богатом монастыре, пока мы тут голодали!
Лицо командира было спокойным, только щека слегка подергивалась. Он обвел глазами своих людей и тихо сказал:
— Я выбрал вас, поскольку думал, что вы будете держать язык за зубами. Когда выясню, кто это сделал, не стану спрашивать почему. Мигом вздерну на виселицу.
— Смерть Медичи! — крикнула женщина.
Кто-то бросил камень, он пролетел мимо всадников и упал в шаге от моих ног.
— Мерзавцы! Предатели!
— Давайте ее сюда!
Командир посмотрел на камень и повернулся к своему заместителю.
— Подсади ее, — приказал он. — Поедем, пока хуже не стало.
Солдаты подбежали к своим лошадям. Заместитель, крупный мужчина с угрюмым лицом, взял меня за локоть, словно непокорную простолюдинку, и посадил на осла. Животное взглянуло на меня с упреком и оскалило большие желтые зубы.
Командир уселся на бледно-серого жеребца и дал сигнал солдатам. Процессия начала двигаться; я ехала рядом с командиром. Со всех сторон нас сопровождали вооруженные всадники, впереди и позади они шли по три человека вплотную друг к другу.
Прежде чем солдаты успели образовать строй, три уличных хулигана из толпы проскочили между лошадьми. Один рванулся ко мне и ухватил за ногу кончиками пальцев. Я крикнула. Командир наклонился к парню с таким яростным видом, что тот попятился и был затоптан лошадью.
— Abaso le palle! — скандировала толпа. — Смерть Медичи!
Солдаты сомкнули ряды, и мы поскакали по широкой улице. Народ какое-то время следовал за нами, изрыгая проклятия и швыряя вслед камни. Вскоре мы оторвались от них и оказались на более спокойной улице. Позади остались монастырские стены, соборы, дома богатых людей. В окнах было темно, потому что владельцы бежали, опасаясь осады.
Я сидела в седле, сама не своя от страха, и думала о том, что сегодня уже поздно для публичной казни. Значит, придется ждать до утра, если только меня не убьют втихую.
Улицы становились уже. Большие поместья сменились магазинами и домами ремесленников.
Когда мы свернули на более широкую улицу, кавалькада замедлила ход. Дорогу перегородили черные фигуры, которые поджидали в темноте.
— Черт бы вас побрал! — отругал командир солдат. — Клянусь Богом, если обнаружу среди вас предателя, отправлю его в преисподнюю…
— Смерть Медичи, — раздался в темноте нерешительный голос.
Это слова вызвали исступление.
— Abaso le palle! Долой шары!
Посыпался град камней.
Командир осадил свою лошадь и прокричал:
— Заключенную перевозят по распоряжению республики! Тот, кто этому помешает, предатель!
— Предатели вы! — послышался женский голос.
Мятежница выступила вперед, и я увидела ее в свете факела: истощенное существо в лохмотьях. Костлявые ключицы, порванная кофта спущена с плеча, тощая грудь обнажена. Ребенок отказывался ее сосать и слабо пищал. Женщина уставилась на меня, ее глаза напоминали черные ямы.
— Ведьма Медичи! — завопила она. — Ты убиваешь меня, убиваешь моего ребенка. Ваши солдаты морят нас голодом, а ты толстеешь. Ты должна умереть.
— Смерть! — отозвалась толпа. — Смерть Медичи!
Двое юношей выскочили из темноты и напали на солдата слева от меня. Один ухватил его за ногу и потащил вниз; другой ударил дубиной. Солдат рухнул с седла.
— Забери у него саблю! — заорал кто-то, и толпа ринулась вперед.
Командир громко отдал приказ, повернул лошадь и прижал мою ногу своей. Свалившемуся солдату удалось расчехлить саблю, и он выставил ее, обороняясь против юнцов.
На свет выскочил седой нищий. Он вцепился мне в юбку и изо всей силы потянул к себе. Осел заревел, я заголосила. Мое седло стало съезжать, мир накренился. Перед глазами закрутилось страшное колесо, составленное из животных, сабель и тощих конечностей.
36 
