очень нудно 
31 
— Айона. — Лью словно осенило. — О пицце я и забыл. Должно быть, Айона разозлилась.
— Она пыталась до тебя дозвониться. Твой мобильник…
— Я его выключил.
Молоко закипело. Лью взял кружку и щедро положил туда «Ювалтина»[11], затем залил молоком и передал ковшик сыну. Тот тоже снял с полки над раковиной свою чашку.
— Я ей позвоню, — решил Лью.
— Сейчас уже поздно, — возразил Кадан.
— Лучше сейчас, чем завтра.
Лью отправился в свою комнату. Кадану не терпелось узнать, что происходит; поколебавшись с минуту, он поднялся по ступенькам вслед за отцом.
Он собирался подслушивать под дверью, но это оказалось необязательным. Голос Лью звучал громко, отец почти кричал. Судя по всему, эти двое ссорились. Лью успевал лишь изредка вставлять слова:
— Айона… прошу, выслушай меня… так много на меня навалилось… загружен работой… совершенно вылетело из головы… я сейчас делаю доску, а меня ждут ещё две дюжины… Да-да, прошу прощения, но мы ведь точно не договаривались… Айона….
Затем наступила тишина. Кадан приблизился к двери. Отец сидел на краю кровати; было ясно, что он только что положил трубку. Отец взглянул на Кадана, молча встал, подошёл к пиджаку, который был переброшен через спинку стула, стоящего в углу комнаты, и стал одеваться. Должно быть, опять собирался уйти.
— Что происходит? — спросил Кадан.
— Айона сказала, что с неё довольно, — пояснил Лью, не глядя на сына.
Голос отца… Кадан задумался. В нём слышалось сожаление? Усталость? Расстройство? Судя потому, как долго в их истории ничего не менялось, по прошлому можно было предсказать будущее.
— Что ж, ты виноват. Пренебрёг ею.
Лью похлопал по карманам. Он что-то ищет?
— Да. Правильно. Она не стала меня слушать.
— Почему?
— Сегодня день пиццы, Кад. Вот и всё. Пицца. Об этом я не имел права забыть.
— Это немного бессердечно, да? — уточнил Кадан.
— Не твоё дело.
Кадану стало тесно и жарко в груди.
— А развлекать твою подружку, пока тебя нет, — моё дело?
Лью перестал рыться в карманах.
— Прости, Кад. Я на взводе. Так много проблем. Сложно тебе объяснить.
В том-то и дело. Кадан задумался. Что происходит? Да, они узнали от Уилла Мендика, что Санто Керн погиб — и в самом деле несчастье, — но почему эта новость ввергла их жизни в хаос?
Снаряжение «Эдвенчерс анлимитед» хранилось в бывшем обеденном зале, который в лучшие времена служил танцевальным павильоном. Лучшие времена пришлись на период между двумя мировыми войнами.
Бен Керн частенько пытался представить, как выглядело тогда это помещение. Наверное, на потолке красовались роскошные люстры, а по блестящему паркету проплывали женщины в летних платьях и мужчины в льняных костюмах. Танцевали они в блаженном неведении, не зная, что война, как бывает со всеми войнами, положит конец их счастью. Однако фантазии Керна неизменно касались лишь приятных моментов. Ему казалось, что он слышит музыку. Играл оркестр, официанты в белых перчатках разносили бутерброды на серебряных подносах. Воображению Бена являлись танцоры, он словно видел их и ощущал терпкий аромат прошедшей эпохи. Подобные мысли навевали спокойствие. Люди приходят и уходят, а жизнь продолжается.
Бен вошёл. Впервые за долгое время он не вспомнил о танцорах тридцатых годов. Бен остановился перед шеренгой шкафов и открыл один из них, с альпинистским снаряжением. Что-то было упаковано в аккуратные пластиковые чехлы и повешено на крючки, что-то сложено на полки. Тут были верёвки, зацепы, страховочные спусковые устройства, карабины — всё. Своё личное снаряжение Керн держал в другом месте. Вещи Санто хранились в особом шкафу, над которым Бен сам приделал объявление: «Отсюда не брать». Инструкторы и ученики должны знать: эти предметы неприкосновенны; они были подарены Санто на три Рождества и четыре дня рождения.
Теперь, однако, шкаф был пуст. Бен знал, что это значит: отсутствие снаряжения было последним посланием Санто. Внезапно прозрев, Бен ощутил всю тяжесть происшедшего. Он вспомнил собственные, бездумно сделанные замечания, адресованные сыну. Их породили упрямство и уверенность в собственной правоте. Несмотря на все усилия, на то, что они с Санто не походили друг на друга ни характером, ни внешностью, история повторилась, пусть не по форме, но по содержанию. Его опыт говорил о неправильно сделанных суждениях и отстраненности, опыт Санто — об осуждении и смерти. Бену хотелось кричать: «Что ты за мужчина? Какое жалкое оправдание можешь найти для своего поступка?»
31 
