28 
Наконец, он затормозил у моего дома.
— Ты знаешь, я знаю, нет, я абсолютно точно уверена, что Бубон не мог…
— Иди спать, Ася, — оборвал меня Константин. — Голова трещит от всего этого. Завтра будем решать, что делать, а пока — спать! — Он помахал мне рукой.
Я вышла, но вдруг вернулась и наклонилась к окну.
— Костя, Милда разбилась! Тебе не больно? Не страшно? Ты так спокоен… А говорил, что любишь ее.
Он не удивился моему глупому пафосу и напору. Пожав плечами, ответил:
— Не знаю, Ась. Я ничего не чувствую. Все это будто не со мной происходит. Может быть, завтра я проснусь, и у меня отчаянно заболит сердце, а сейчас… — Он снова пожал плечами и опять помахал мне рукой.
Я пошла к подъезду, ощущая босыми ногами еще не остывший после дневного зноя асфальт.
…Сквозь сон я слышала, как рояль играл что-то печальное. Мне снилось, что бабка сошла с афиши и, дирижируя перед роялем, одними губами шепчет: «Пьяно, пьяно! Асечка спит! Пожалуйста, пьяно!!.»[3]
* * *
Ранним утром меня разбудил звонок. Плохо соображая, я пошла открывать. Не глянув в глазок, распахнула дверь. На пороге стоял респектабельный, гладковыбритый господин в хорошем костюме.
— Вы Ася Борисовна Басова? — вязким басом поинтересовался он, разглядывая меня с головы до ног.
— Да. Это я.
— Тогда это вам. — Он протянул мне пакет.
Я заглянула в него, там оказались вещи, оставленные мной вчера в номере богатенького корейца: босоножки, сумка, розовый топик, мобильник.
— Спасибо, — пробормотала я. — Очень любезно со стороны вашего южнокорейского друга…
— Хен Ён Хо просил вам передать эти вещи, и еще вот это! — Мужик сунул мне в руку бархатную коробочку.
Насколько я знаю, в таких дарят ювелирные украшения.
— Откуда Хен знает мой адрес?
— Ну, во-первых, — самодовольно сказал господин в хорошем костюме, — нет ничего, чего Хен Ён Хо не смог бы узнать, а во-вторых, в вашей сумке оказался ваш паспорт, а там, сами понимаете…
— Мне не нужно ничего, кроме моих вещей, — я сунула коробочку в карман его пиджака.
— Берите, берите! Все девушки этого города душу продадут за такое колечко!
Коробка опять оказалась в моих руках.
— Заберите! — Я снова впихнула коробку мужику в карман.
— Нет уж, возьмите! И хорошенько подумайте над предложением Хен Ён Хона стать его переводчицей!
— Вы в своем уме?! Я педагог по образованию!
— Это неважно. Хен Ён Хон хочет видеть в качестве своей переводчицы вас и только вас!
— Я не знаю корейского языка!! — заорала я.
— А оно ему надо? То есть, я хотел сказать, что это вовсе необязательно — знать корейский язык. Кто его знает-то? Я научу вас паре-тройке простых выражений: здравствуйте, до свидания, очень приятно, всего доброго…
— Вот сами и переводите! — Я попыталась захлопнуть дверь, но гонец подставил ногу и горячо зашептал в образовавшуюся щель:
— Я бы и переводил, но господин Хен хочет вас!
— Вот именно — хочет! — зло прошептала я в его холеную рожу.
— Все девушки этого города гордились бы этим!
— Да идите вы со своими девушками! Я не все!
— Нет, вы не понимаете…
— Все я очень хорошо понимаю!
— Нет, ничего вы не понимаете! Эта желторылая обезьяна уволит меня к чертовой матери, если я не уговорю вас! А у меня мама, жена, двое детей, дедушка-инвалид и любимая девушка!
— А-а! — Я захохотала. — Так вот в чем причина вашего рвения! Вы боитесь потерять тепленькое местечко!
— Боюсь! И не стыжусь этого! У меня ведь нет таких синих глазок, розовых губок, и тощеньких ножек!! Заберите! Заберите немедленно! — К моим ногам упала коробочка из черного бархата. Я выпнула коробку в подъезд и снова подналегла на дверь. Мне почти удалось закрыть ее, мешала только розовощекая морда, торчавшая у косяка. Придавить ее у меня не хватало духа.
— Господи! Ну, возьмите вы это кольцо! Ну что вам стоит?!! Возьмите и скажите «Подумаю!»
Он точным пинком отфутболил коробку в квартиру.
— Я не продаюсь! — с пошлым пафосом выкрикнула я.
— Если честно, то я не понимаю, что эта желторы… этот Хен нашел в вас! Ни рожи, ни кожи. — Он убрал ногу, дверь закрылась, коробка осталась в квартире.
— Я передам Хен Ён Хону, что вы рассматриваете его предложение! — крикнул гонец.
— Передайте ему, чтобы он на шел в… к… на… — У меня еще не было в жизни столь настоятельной потребности послать кого-нибудь, я не знала, как это делается, поэтому целомудренно замолчала.
28 
