— И моя дочка тоже довольна! — воскликнула мать Алины. — Она теперь настырных кавалеров очень просто отшивает.
Они опять все закивали.
— А частями можно? — тонко пискнула миниатюрная мать близнецов-Карелиных, которой все взносы всегда приходилось сдавать в двойном размере.
— Можно. — Я ушел с собрания с тяжелым сердцем.
Я сходил в подвал, ужаснулся объему работ, но решил, что справлюсь, если не сильно буду упахиваться с джипом. Вечер опять прошел в одиночестве. Окуляры зло усмехались мне с крышки пианино. Рон, чувствуя мое состояние, тихо валялся в углу, исподлобья рассматривая мою хмурую физиономию. Я покормил его и пошел в подвал крушить штукатурку. Ключ положил за косяк.
Прошла изнуряющая неделя. Днем я без продыха вел уроки, ночью орудовал в подвале, в перерывах делал кузовной ремонт. Спал часа по два. Прокурорская проверка тихо сошла на нет. Как и предрекал Ильич, ни один из родителей не подтвердил факт поборов в этой отдельно взятой школе. Мне же эти родители послушно приносили деньги, а я добросовестно вносил в список имена тех, чьи дети будут обучаться по новой программе, придуманной Ильичом за бутылкой Флагмана. Вскоре у меня накопилась приличная сумма, на которую нужно было купить стройматериалы и запчасти для RAVа. Наличные деньги почему-то больше не будоражили меня, не включали фантазию, и не поддавали адреналина. Я стух, устал и потерялся.
В субботу, когда в дверь заколотили, я спал. Было часов восемь вечера и я решил урвать пару часов сна перед ночной работой. В дверь колотили уже, наверное, давно, потому что я совсем потерял чувство времени. Рон почему-то не лаял, а тихо скулил и махал хвостом. За все время, которое я здесь жил, никто не колотил в мою дверь. За всю мою жизнь никто никогда не пинал ту дверь, за которой находился я. Я подождал немного.
В том, что дверь именно пинали, не было никакого сомнения. Я выждал еще. Удары стали реже, но сильнее. Я полежал еще и понял, что так пытаться проникнуть в помещение может только Беда. Я обрадовался. И распахнул дверь тогда, когда она очередной раз сильно долбанула по ней ногой.
Беда ввалилась в сарай и, пролетев плашмя мои скудные жилые метры, затормозила подбородком у окна. Я почувствовал себя отомщенным. Рон кинулся на нее с радостным лаем и стал лизать стриженый затылок. Она, будто всегда входила в двери только так, невозмутимо встала на четвереньки и, из такого положения спокойно сказала:
— Я забыла у тебя электрошокер.
— Очки.
— Электрошокер.
— Очки.
— Электрошокер.
— Очки.
— Электрошокер. — Она встала. Очков на ней не было и она беспомощно щурилась.
— Очки.
— Электрошокер.
— Да что ты привязалась со своим электрошокером? У меня его нет.
— Есть.
— Нет.
— Есть.
— Нет. Мне этот фаллоимитатор без надобности.
— А мне сгодиться. Он никогда не подводит.
Спокойно, Бизя. А то опять окажешься с голыми яйцами в одних штиблетах.
— Держи свой электрошокер, — и я протянул ей очки. — Убийца педагогов.
— Из тебя такой же педагог, как из меня…
— Писатель, — подсказал я. — Ты что, все это время щурилась?
— Все это время я валялась на диване. Без темы, без работы, и без…
— Электрошокера — опять подсказал я.
— Фаллоимитатора, — поправила она.
— Кстати, твои очочки стоят триста долларов. А пижамка пятьсот.
— С тобой кто-то хорошо поработал. Ты узнал истинную цену вещей. Это точно была баба. И точно не та раскладушка с ватрушками.
— Кто-о?
— Когда я тут у тебя… лежала, приходила такая, с целым блюдом ватрушек.
— Ну и?
— Что?
— Где ватрушки?
— Мы их съели.
— Мы?
— С Рокки. Он учился давать лапу.
— Вот почему у него был понос.
— Понос был от грибов.
— А рас…кладушка?
— Ушла. Я ей не понравилась.
— Ты лежала на ее одеяле. А потом сожрала ее пироги. Вернее, мои. А говорила, что осталась из-за меня без кефира.
Она пожала худыми плечами.
— Без кефира и осталась. Кефир она не принесла. Тащи мою сумку.
— Чего?!
— Моя сумка осталась за дверью.
Я почему-то послушно принес ее замшевый рюкзак, хотя собирался выгнать Беду взашей. Она напялила свои очки и снова стала драной вороной.
— Их жевал Рон, — честно признался я.
— Они из металла, который опять принимает прежнюю форму. Тебя что, не просвятили?