очень нудно 
84 
— Ну, мужчины, о чем молчим? — процедила она.
— Вера, у нас к тебе важное дело, — начал Лебедев.
— Ну да… — Герцак вновь пыхнула дымом на сыщика. — Курильный салон ищете…
— Нам нужно найти тех, кто регулярно употребляет опий, — вежливо поправил Ванзаров.
Герцак неприятно усмехнулась.
— Полицейские хотят попробовать опий! Вот это да! — она сделала очередную глубокую затяжку.
— Вера, я же тебе все объяснил… — произнес Лебедев с легким укором.
— Аполлоша, не нервничай! — Вера затушила окурок о пепельницу, которую успел подставить официант. — Вы, мужчины, такие нежные и нервные — даже смешно!
— Вера!.. — укоризненно покачал Лебедев головой.
— Аполлон, помолчи! — сурово сказала она. — Я вот узнать хочу, раз довелось с полицейскими общаться. Вы, Ванзаров, слышали о таком Фандорине? Что про него думаете?
— В Департаменте полиции у него отменная репутация, — спокойно ответил Родион Георгиевич.
— А могли бы с ним познакомить? — с интересом спросила Вера.
— К сожалению, мы не знакомы… Я бы…
— Подождите, Ванзаров! — Вера отодвинула в сторону полупустой бокал абсента. — А что вы думаете про его методы?
Вопрос был совершенно неожиданный. Видимо, барышня в свободное от борьбы за женскую независимость время увлекалась чтением криминальных хроник.
— Господин Фандорин много сделал для сыска. Его заслуги безусловны. Но сейчас новое время, все быстро меняется… — Ванзаров тщательно подбирал слова. — Его методы несколько устарели. Правда, Аполлон Григорьевич?
Лебедев пробурчал что-то невнятное.
Ванзаров никогда бы не признался, что лет пять назад, только поступив в сыскную полицию, он с трепетом и надеждой написал Фандорину письмо. Родион Георгиевич надеялся, что известный сыщик поделится крупицами бесценного опыта. Но проходила неделя за неделей, а ответа так и не было. И лишь через два месяца Ванзаров получил краткое письмо, в котором Фандорин сообщал, что ничем не может быть полезен молодому коллеге, и пожелал ему всяческих успехов. Родион Георгиевич нешуточно обиделся. Он поклялся, что добьется успехов более значительных, чем этот признанный гений.
— А вот говорят, у Фандорина слуга — японец. И вообще он необычный человек, увлекается, как говорят англичане, хобби! — глаза Герцак зажглись любопытством.
— Я тоже имею… хобби, — спокойно сказал Ванзаров.
— Это какое же? — Вера ядовито улыбнулась.
— Уголовный сыск — мое самое большое хобби, — жестко ответил Родион Георгиевич.
Лебедев предупреждающе кашлянул.
— Глупость! — Вера недовольно фыркнула. — Надо увлекаться чем-то особенным, восточным, да хоть японским!
— Зачем же? — с ледяной выдержкой спросил Ванзаров.
— Нам всем надо учиться японской культуре! Какая тонкость, какая изысканность во всем! Гармония человека и природы!
— Не люблю я все эти восточные штучки, — медленно ответил Ванзаров. — Особенно японские. И раньше не любил, а уж как началась война… Да и что в японцах хорошего? Едят бог знает что. Ходят в халатах. Дома из бумаги строят…
— А самурайских дух, а кодекс чести воина? Это же прекрасно! — Вера сцепила худые пальцы. — Если князь самурая погибает, самурай убивает себя. Нам бы такую преданность и верность!
— Знаете, барышня, — процедил Ванзаров, из последних сил сдерживаясь. — Русский офицер, конечно, не самурай, но, что такое честь и верность, он хорошо знает. А уж погибать из-за бездарных генералов, которые и его, и простых солдат считают пушечным мясом, этого сколько угодно! Во всех войнах примеры найдете. И заметьте, никто из этого культа не делает.
Официанты и буфетчики с интересом прислушивались к разгорающемуся спору. Лебедев дергал коллегу за край пиджака, но Ванзаров уже завелся.
— А как же высокая культура японцев? — пробасила Герцак.
— А вы почитайте газеты, как эти господа с высокой культурой недавно вырезали обоз раненых казаков, которые даже шашку поднять не могли! И ведь мало культурным японцам, что резали беспомощных. Они солдатикам нашим, еще живым, уши отрезали и в рот запихивали. Как вам?
— Это война! Наши тоже не ангелы!
— Конечно, не ангелы. Только не люблю, когда образованные люди делают из чужого теста русский хлеб. Пусть японцы живут, как им Бог положил, по-японски. Хотят — животы себе режут, а хотят — под цветущими вишнями сидят. Я ведь не против. Только и мы будем жить по-своему.
84 
