308 
В доме, как и ожидалось, нашлись дальнейшие подтверждения, что Килфойл — убийца. В полуподвале хранилась аккуратная стопка газет и журналов, описывающих все подвиги Килфойла, рядом с ними лежала карта города, в которой были отмечены крестиками все точки, где были найдены тела убитых мальчиков. В кухне обнаружилось большое разнообразие ножей (их поместили в пакеты, пометили и отправили на экспертизу), а на стульях в гостиной лежали кружевные салфетки, одна из которых, очевидно, и пригодилась для того, чтобы смастерить для Киммо Торна подобие набедренной повязки. Повсюду царил порядок. Можно сказать, что дом являл собой воплощение порядка и опрятности. Только в одной из комнат имелись признаки (помимо газет и карты Лондона) того, что здесь обитает человек с крайне неустойчивой психикой, — в спальне на втором этаже. Там стояла обезображенная старинная свадебная фотография: длинноволосый жених на ней был выпотрошен посредством пера и чернил, а на лбу его стоял тот же символ, которым подписался Килфойл, отправляя письмо в Скотленд-Ярд. И в гардеробе кто-то очень нервный продырявил ножом всю мужскую одежду.
— Да, не очень-то он любил своего папаню, как я посмотрю, — сказала Барбара.
В дверях появился один из одетых в белое членов команды экспертов-криминалистов.
— Подумал, вам будет интересно взглянуть, — сказал он, протягивая ковчежец, который, судя по виду и размеру, служил вместилищем человеческого праха.
— Что там? — спросил Нката.
— Его сувениры.
Эксперт поднес урну к комоду, на котором стояла неугодная Килфойлу свадебная фотография, и приподнял крышку. Они склонились над содержимым.
Человеческий прах составлял большую часть содержимого, но в нем находилось еще несколько покрытых пеплом комков. Барб первой догадалась, что это такое.
— Пупки, — сказала она. — Как ты думаешь, чей это пепел? Папани?
— Хоть королевы-матери, — заметил Нката. — Мы его уже не упустим.
Теперь можно было оповестить семьи. Никакое правосудие не станет для них утешением. Но это хотя бы поставит точку.
Нката отвез Барб обратно к больнице Святого Фомы, чтобы она договорилась об эвакуации машины в ремонтную мастерскую и ее дальнейшей починке. Там они расстались, при этом ни один из них не взглянул на больницу.
Нката поехал в Скотленд-Ярд. Время уже перевалило за девять часов, и движение было медленным. Он окончательно застрял на Парламент-сквер, когда зазвонил мобильный. Он думал, что это Барб, нуждающаяся в поддержке и совете по поводу машины. Но взгляд на экран телефона опроверг его предположение, потому что высветился незнакомый номер. Поэтому он сказал в микрофон только:
— Нката.
— Значит, вы его арестовали. Сегодня утром слышала новости. По радио.
Говорил женский голос, знакомый, но по телефону Нката его еще никогда не слышал.
— Кто это?
— Я рада, что дело закрыто. И я знаю, что ты желал ему только добра. Желал нам обоим. Я знаю это, Уинстон.
Уинстон?
— Яс! — воскликнул он.
— Я знала это и раньше, просто не хотела думать, что это значит, понимаешь? Я до сих пор не хочу. В смысле, не хочу думать об этом.
Он взвесил ее слова, взвесил тот факт, что она позвонила.
— А хотя бы глянуть один разок сможешь?
Она молчала.
— Один взгляд — это не много, так ведь. Движение глаз, и все. Даже не нужно смотреть на самом деле. Просто бросить один коротенький взгляд. Вот и все.
— Не знаю, — наконец сказала она.
Что было гораздо лучше, чем прежде.
— Когда будешь знать, позвони мне, — попросил он. — Я подожду, сколько надо будет, не волнуйся.
Линли считал, что одной из причин, по которой его заставили задержаться в больнице, было опасение, что он, будучи отпущен, может что-нибудь сделать с Робби Килфойлом. И правда в том, что он действительно сделал бы кое-что, только не совсем то, чего от него, очевидно, ожидали. Нет, он просто задал бы ему один вопрос: зачем? И возможно, этот вопрос привел бы к другим: почему Хелен, а не я? И почему таким образом, в компании с подростком? Что он хотел этим сказать? Показать свою власть? Равнодушие? Садизм? Удовольствие? Чтобы разрушить как можно больше жизней одним быстрым ударом, потому что он знал, что конец неизбежен и близок? Поэтому? А теперь он станет известным, он прославится, вокруг него поднимется шум и суматоха. Он окажется на самом верху, среди лучших, среди таких, как Хиндли, которые вечно будут сиять на небесах преступного мира. Жадные до сенсаций обозреватели криминальных событий будут стаями слетаться на суд, писатели будут документировать его жизнь в книгах, и он никогда не сотрется из памяти рода людского, подобно заурядному обывателю или, раз уж на то пошло, подобно невинной женщине и ее неродившемуся ребенку. Сейчас они оба мертвы и вскоре станут вчерашними новостями.
308 
