17 
– Не могу не целовать вас, Эсмеральда, – говорил ей Ги, лаская и дальше руку, целуя каждый пальчик.
…Она открыла глаза. К ней кто-то обращался на русском языке. Просили пристегнуть ремни, приближалась посадка. Она медленно повернула голову и посмотрела на сидящего рядом с ней мужчину. Он даже не взглянул на нее. Тогда она поднесла свои пальцы к лицу и понюхала. После того, как она чистила ножом апельсин, они должны были сильно пахнуть душистыми эфирными маслами. Но нет. Она облизнула губы. Ни привкуса виски, ни шоколада. Очень хотелось пить. Неужели разговор с этим красивым господином ей только приснился?
Она выпрямилась в кресле, поправила свитер, достала зеркальце и взглянула на себя. Как ни странно, но полет пошел ей на пользу. Щеки ее порозовели, глаза заблестели. Она выглядела здоровой и отдохнувшей. Ей было жаль, что сосед никогда не угощал ее ни виски, ни шоколадом, ни знакомился с ней…
А как хотелось снова взглянуть на него! Она медленно повернулась к нему и почувствовала, как под левой грудью кольнуло. И дыхание замерло, словно остановилось, чтобы не мешать ей любоваться великолепным профилем этого человека. Интересно, как же его зовут и зачем он едет в Россию?
Дорожная сумка, которую она взяла с собой в салон самолета, оказалась раскрытой. Из нее торчал свернутый журнал с русскими кроссвордами, виден был белый пластиковый стаканчик и уголок паспорта. И от этой скромной сумки повеяло вдруг не свежим ветром путешествий и чудесных перемещений в пространстве, а какой-то безысходностью, сиротливостью, заброшенностью, холодом, наконец… И куда она летела? Что ей делать в Питере? Расследовать убийство какого-то продавца из музыкального магазина? Да как можно заниматься таким серьезным делом, когда на душе кошки скребут, когда выть хочется от сознания того, что у тебя нет никого, кто принял бы тебя, пожалел, обнял, поцеловал… Разве что мама? Но у нее своя жизнь, и она уже давно отдалилась от дочери, направив все свои душевные силы на нового мужа и, конечно же, на единственную внучку. Шубин? Игорь, да, он ее самый близкий и верный друг, но она сама виновата в том, что они никогда уже не смогут быть вместе. Она предала его, бросила, ушла к другому мужчине, которого, как ей казалось, любила… А ведь если бы она любила Шубина, который все эти годы просто обожал ее, они могли бы быть счастливы.
Она наклонилась и резким движением застегнула молнию на сумке. Надо забыть все то, что может вызывать беспокойство, боль и особенно чувство вины. Хотя, безусловно, она виновата и перед Шубиным, и перед Патриком, которому изменяла с Мажимелем, и даже перед Мажимелем, которого всегда воспринимала лишь как любовника, никогда не задавая себе вопрос, любит ли она его, и перед Крымовым… Подумала так и усмехнулась, покачала головой. Да она с ума сошла! Это перед кем она виновата? Перед мужчинами? Перед Патриком, который все это время любил, оказывается, другую женщину. Или перед Крымовым?..
Щеки горели, сердце в груди колотилось так, что и его было бы неплохо пристегнуть, как она пристегнула себя, готовясь к посадке… Сидящий по левую руку от нее мужчина тяжело вздохнул. Вероятно, вспомнил что-то свое. Ну надо же, увидеть во сне его улыбку, с которой он предлагал ей виски…
Самолет снижался, она смотрела в окно на раскинувшиеся под ногами серые дома и дороги и думала о том, что в Питере наверняка идет дождь…
…В аэропорту ее встретил Игорь. Он подхватил ее, такую уставшую, обмякшую и безвольную, и поцеловал.
– Привет, Земцова, как дела? – Он не хотел ее отпускать и прижимал к себе все сильнее и сильнее. Ему все еще не верилось, что он видит ее, чувствует ее податливое, хрупкое тело.
– Лучше всех, – сказал она и вдруг разрыдалась у него на плече. – Игорь, они все меня бросили: и Патрик, и Мажимель, и Крымов… Бросили, предали, променяли меня на других женщин и даже мужчин. У Патрика есть Габриэль, у Мажимеля – какой-то парень, а про Крымова я вообще не хочу говорить, он снова стал прежним Крымовым, которого только могила исправит… Мне так плохо, так плохо…
– Ты, случаем, не напилась в самолете? – Он нежно поцеловал ее в мокрую щеку. – Тебя ноги почему-то не держат…
– Это нервы, – отмахнулась она. – Нервы. Куда мы сейчас поедем?
– На квартиру нашей клиентки, Марковой. Она в курсе, что я остановился у нее, и ничего не имеет против. Хотя у нее не было выбора.
– В смысле?
– Думаю, ей не понравилось, что я отправился в Питер, чтобы расспросить ее подруг о том, где она была в день убийства дяди.
17 
