45 
– И где это мы все ходим, гуляем? – Лицо его лучилось любовью. – Ты не замерзла? Мне кажется, ты легко одета?
За его спиной появилась Лиля, вся оранжевая (огненные волосы светятся при электрическом свете, рыжий джемпер, оранжевые петухи на белом фартучке), она приветливо кивнула Кате головой:
– Привет, ужинать будешь?
– Буду, ужасно голодная, – солгала Катя, чтобы не обижать ее. – А что у нас на ужин?
– Ничего особенного. Картошка с селедкой. Но есть и суп, и котлеты… Я могу разогреть.
– Нет, я тоже с вами селедочки поем… Что это у вас такие растерянные лица? Что-нибудь случилось?
– Нет, все хорошо, проходи… Дай-ка твои руки, совсем холодные, – отец взял Катины ладони и подышал на них. – Так ты не скажешь нам, где ты была?
– В кино с подружкой ходила…
– С подружкой? И как зовут эту подружку?
Но вместо ответа Катя вывернулась из отцовских рук, мазнула губами по его щеке и шепнула ему на ухо:
– Пап, у меня все нормально.
За ужином отец не выдержал, вернулся к волнующей его теме, но привлек к ней (за что Катя мысленно была ему благодарна) и дочь.
– Представляешь, еще один долг нарисовался… В десять тысяч долларов. Я понимаю, не может такое количество людей, сговорившись, выкачивать у меня несуществующие долги Ирины, но все равно возникает такое чувство, будто бы меня хотят надуть. Что это за долги, Катя? Может, ты что-то вспомнишь? Что такого могло случиться с твоей мамой, на что ей могли понадобиться эти деньги? Подумай хорошенько, может, вспомнятся какие-то детали?
Ей было стыдно, но именно о том времени, о котором отец расспрашивал ее, она не могла рассказать ничего – ни о маме, ни о ком бы то ни было, кроме Валеры. Все ее мысли кружились тогда только вокруг этого человека, и только о нем она была в состоянии думать. Ей казалось, что мама ведет обычный для нее образ жизни, ездит на работу, занимается хозяйством, все как всегда… Но при всем при том она продолжала следить за собой, хорошо одевалась, ездила на дорогой машине, словом, внешне вела прежний образ обеспеченной и, в сущности, всем довольной молодой женщины. Хотя нет, она действительно выглядела чем-то расстроенной, озабоченной, но разве отец не понимает, что с ней тогда происходило? Ведь он тогда редко бывал дома, и все они – и мама в первую очередь, и дядя Боря, и сама Катя – знали, что у папы роман с Исабель. Что же это, маме радоваться, смеяться, петь песни? Давно уже прошло то время, когда мама пела, точнее, напевала, что-то делая на кухне или прибираясь, теперь эта привычка перешла к Кате, но, когда Кате бывало плохо, разве могла она петь? Вот и мама давно уже не пела, чаще всего молчала, а нередко можно было услышать, как она тяжело и как-то надрывно стонет. Сейчас, когда за плечами Кати был пусть недолгий, но полный драматизма и трагизма роман с Валерой, она могла себе представить, каково это – быть обманутой любимым человеком. Она никогда не спрашивала себя, почему же мама не разводится с отцом, почему не выходит замуж за своего вечного поклонника и воздыхателя Желтухина. Должно быть, чтобы совершить этот поступок, недостаточно любви одного человека, Желтухина, а мама, по всей видимости, продолжала любить отца.
– Я понятия не имею, на что могли понадобиться ей эти деньги, – пожала плечами Катя. – У нее же все было! Она была женщиной небедной, это же понятно, и могла позволить себе все, что угодно… Даже машину могла купить дорогую, думаю, ты бы ей не отказал… Но она мне ни о чем таком не говорила…
– Катя, да какая машина, когда речь идет о небольших суммах в две-три тысячи… Хотя последний долг, о котором я тебе сказал, составляет уже десять тысяч…
– А что говорит та женщина, которой мама осталась должна?
– Ничего. Она говорит, что ничего не знает. Никто ничего не знает, а моя жена занимала и продолжала занимать деньги!.. Может, это была болезнь, которую мы пропустили? Может, это что-то нервное? Вот, существует же клептомания! Люди, как правило, состоятельные, ради острых ощущений или, я уж не знаю, по какой такой страсти, совершают кражи в супермаркетах, да и вообще – везде, где что-то плохо лежит… А мама вот занимала деньги. Может, ей казалось, что мы до сих пор бедны, и ей необходимы какие-то деньги на холодильник или телевизор? Можно, конечно, навести справки у психиатров, но как это будет выглядеть? Я приду к врачу и спрошу его: вы не знаете, зачем моя жена, богатая женщина, занимала деньги у своих подруг, а потом она умерла, и вот теперь все, словно сговорившись, требуют у меня долги… Думаю, он поставит диагноз прежде всего мне. Скажет – а вы не придумали этих самых подруг? Может, они вам снятся? Глупейшая ситуация! Не пойду я ни к каким врачам и не стану ничего выяснять. Поймите, и ты, Катюша, и ты, Лилечка, мне не жалко этих денег, бог с ними, как говорится, но уж слишком нелепая ситуация, вы не находите?
45 
