очень нудно 
98 
– Я могу добавить, – тихо произнес Шубин, повернул к Крымову свое бледное лицо и, прежде чем Крымов мог что-либо сообразить, нанес ему сильный и жесткий удар по лицу. Брызнула кровь, в глазах потемнело…
Ничего не видя перед собой от ярости, Крымов попытался схватить Шубина за грудки, но получил еще один удар, уже в висок…
– Это тебе за Юлю… Ты, кажется, собирался на ней жениться…
На Шубина было страшно смотреть: он был бледен, а глаза его потемнели, стали совсем черными. И Крымов только теперь понял, что Шубин любит Юлю и всегда любил, и видел все, что происходило между ними, и осуждал, и злился…
– Какой же ты подонок… Как ты мог так поступить с ней? То разыгрываешь из себя влюбленного, делаешь вид, что страдаешь от любви, а сам, когда тебя не пускают в постель, находишь утешение в объятиях городских шлюх?..
Ты что. больной, что ли? Спокойно… – Шубин поймал его руку и крепко сжал ее.
– Ты здесь руками не размахивай. Я всегда уважал тебя за твою голову и здоровый авантюризм, с тобой можно работать, но Юлю я тебе никогда не прощу и сделаю все, слышишь, все возможное, чтобы она узнала о тебе правду! Мы же только утром наметили план работы, все разъехались кто куда собирать информацию, а ты, не успев остыть от одной… поехал к какой-то Нине, которую же и презираешь, и наслаждался кровавым зрелищем рядом с этими ненормальными, пресыщенными извращенцами… Конечно, теперь ты будешь мне говорить, что выслеживал Боксера… А я тебе не верю, слышишь?
Крымов вышел из машины, достал носовой платок и принялся вытирать кровь с лица. Белая сорочка была забрызгана кровью. Он молчал – а что тут скажешь?
Разве объяснишь правильному Шубину все свои не правильные желания? И разве можно вообще объяснить кому-либо, что значит опьянение от вседозволенности, которую он возвел в культ и сделал нормой своей жизни? Что он хочет несравнимо больше, чем Шубин и ему подобные, что и он тоже испорчен, как испорчены властью и деньгами все те, кого он видел сегодня вокруг арены?!
– Оставь ее в покое, а я оставлю тебя…
– Ты хочешь, чтобы я тебя уволил? – Крымов изменил тон и теперь молча наблюдал за реакцией Игоря на его слова.
– А мне все равно, мы сможем работать и без тебя, тем более что я уже со всеми переговорил… Ты мешаешь нам, ты тянешь нас назад, ты забираешь большую часть денег…
Теперь уже побледнел Крымов. Он знал, что когда-нибудь услышит эти слова, но как же ему хотелось недооценить этих неудачников и потенциальных безработных, которых он нанял из жалости в свое агентство и которые вот уже почти два года выполняли за него всю черную работу, получая сотую долю всего заработанного! Исключение составляла, может быть, только Земцова, которая оказалась умнее и талантливее остальных, но которая вовремя сумела оценить и соответственно поставить себя. И что же получилось в результате? Кто виноват в том, что он испытывает потребность видеть ее каждый день, слышать ее голос, чувствовать ее рядом с собой? Что это, любовь, в которую он не верит, или желание новизны, свежих ощущений, которые так не похожи на те, что он испытывал в постели с другими женщинами?
– Ты разбил мне лицо… Успокойся. Возьми себя в руки. Земцова любит меня и никогда от меня не откажется, и это при том, что она все, слышишь, все абсолютно обо мне знает… И, может быть, именно потому так сильно и любит. А ты не вмешивайся в наши отношения, так будет лучше для всех… Ты просто Шубин, а я, Игорек, Крымов.
Шубин ничего не услышал, он лишь видел, как Крымов достал из кармана сотовый телефон.
– Да, – говорил он кому-то отрывистым голосом, покрываясь серой испариной и старея прямо на глазах, – да, Петр Васильевич, я еду…
Он положил телефон обратно в карман и широко раскрытыми глазами посмотрел на застывшего в ожидании Шубина.
– Игорь… – сказал он не своим, чужим голосом, – мне только что позвонил Сазонов… Юля… Юдину машину нашли в овраге… она взорвалась… Все поехали туда…
* * *
– Постарайтесь расслабиться…
– И получить удовольствие? – Надя зажмурилась, чувствуя, как что-то внутри ее раздвигается, чтобы пропустить ледяные, жутко позвякивающие металлом инструменты, тысячи инструментов… Пот струйками потек по вискам, шее и скатился на грудь… А над головой сиял белый ровный потолок, какой бывает только в дорогих получастных клиниках, как та, куда она пришла сегодня на прием к гинекологу.
Врач – мужчина с белой кожей и черными шелковистыми и блестящими волосками на пальцах, лице, руках, или еврей, или грузин, или армянин – Михаил Артурович. Красивый, холеный, в белоснежном халате. Его темно-карие глаза раздевали, а потом имели всех женщин, входящих сюда, как в ад… Но он не был садистом, он обследовал нежно, стараясь не причинить боли, и входил в чрево пациентки естественно, как входит любимый мужчина… Ничего что руками…
98 
