150 
Дмитрий прошептал: «Зачем ты, старый Бахрах, все это придумал?»
«Отвечаю: да потому что листок бумаги был белым, понимаешь? Белым! Я не хотел оставлять деньги ни тебе, ни Валере, ни Стелле – никому, потому что вы никогда не любили меня. Я бы лучше оставил их своим девочкам. Уж они-то сумели бы ими распорядиться с толком. Им было нелегко в жизни, можешь мне поверить. Среди них нет случайных людей, с каждой из них в отдельности была проведена определенная работа… И если бы ты, Дмитрий, не отправился на поиски Гел в „Черную лангусту“ и не получил своего жирного куска от моего огромного пирога, то каждая из девушек рано или поздно узнала бы о том, что является вкладчицей банка Науру. Ведь в договорах указаны их настоящие имена, настоящие адреса и даже телефоны… Хотел я отправить по такому же тернистому пути и твоего брата и даже раздал девочкам его фотографии, но потом передумал. Вы могли бы встретиться на этом пути и в конечном счете стать заклятыми врагами. Ведь я не знал вас, по сути. Я до сих пор удивляюсь, как это ты, Дима, добрался до острова? И кто надоумил тебя обратить внимание на шрам очаровательной стриптизерши Гел? Я понятия не имею, как повел бы себя Валера. Хотя я, конечно же, много раз представлял вас, ваши лица в тот момент, когда вам передадут мое первое письмо. Я могу рассказать тебе, какой я вижу эту сцену в отношении тебя, например. Во всяком случае, такой я себе ее представлял на тот момент, когда писал письмо. Ты сидишь в ресторане и играешь на своей чертовой гитаре. К тебе приходит Рома и говорит о том, что твоего отца убили. Да, мне кажется, что меня все-таки убьют. Ведь физически я совершенно здоров. Вижу твое лицо. Ты бледнеешь. А потом, возможно, на твоем лице проступит выражение настоящего облегчения. Все, отца нет, теперь некому будет трепать тебе нервы, напрашиваться в гости. Больше того, теперь тебе достанется квартира отца со всем, что там есть, и, если повезет, немного наличности, которой можно будет воспользоваться, благо отец не видит… Я понимаю, тебе неприятно это слышать. Но разве я так уж далек от истины? Рома вручает тебе конверт, ты распечатываешь его, а там всего одна строчка, которая приводит тебя просто в бешенство, ты, возможно даже, рвешь мое письмо и бросаешь в мусор… Разве можешь ты в тот момент предположить, что шрам на попке стриптизерши приведет тебя к баснословному богатству? Тебя унижает сам факт того, что тебя направляют не в библиотеку, не в нотный магазин, а в стрип-бар, в клоаку… Ты воспринимаешь это как личное оскорбление. Тебе невдомек, что твой папочка позаботился о том, чтобы каждая моя девочка (а их всего пять, как пять букв, из которых складывается название острова; вот только не знаю, успею ли я соблазнить последнюю девочку Женю Рейс…) оставила доверенность на твое имя на часть вкладов, а некоторые вклады так и просто оформлены на два лица… Другими словами, я оставил тебе все мое состояние!
Но вернемся к сцене в ресторане, где ты комкаешь или рвешь мое посмертное письмо, по сути – завещание. Что будет тогда? Да ничего. Хотя существует еще один вариант, о котором мне не хочется даже думать. Это все равно что впустить в свой дом змею. Я имею в виду то обстоятельство, что кто-то посмекалистее тебя подберет выброшенное тобой письмо и отправится на поиски Гел. Но Гел – дисциплинированная и порядочная девушка, и она не сможет отдать этому человеку следующее письмо, которое приведет к третьему и четвертому… Значит, Гел будет подвергаться опасности… Но если все-таки к Гел пришел ты сам, законный мой наследник Бахрах-младший, то мне и в аду не будет так жарко от мысли, что ты хотя бы какие-то мои качества унаследовал. Только человек бесстрашный, обладающий здоровым авантюризмом и игрок по натуре, был, по моим расчетам, в состоянии разгадать тайну моих вкладов. Если же за тебя это сделал кто-то другой, но в результате ты все-таки получил и деньги, и документы, и эту кассету, что ж, это тоже неплохо. Только не забудь поделиться с теми, кто был так добр к тебе. И позаботься о своем брате, о Стелле, своей родной матери…»
– Ты все лжешь… – прошептал Дмитрий, глядя немигающими повлажневшими глазами на экран и испытывая чувство безысходности и тоски. – Ты все сделал для того, чтобы эти деньги не достались никому. И ты знал, когда писал это письмо, что никому и никогда не разгадать твоего дурацкого «завещания». Разве я не прав?
Дмитрию показалось, что, пока он говорил, отец внимательно слушал его и даже как будто улыбался.
– Тебе смешно? – заорал Дмитрий и швырнул об пол стакан, который разлетелся вдребезги, и остатки вина брызнули на паркет.
«Может, ты и прав…» – ответил спокойным голосом Бахрах, после чего не спеша достал сигарету и закурил. И Дмитрию почудилось, что в комнату с экрана потянуло сигаретным дымом…
150 
