очень нудно 
62 
Женя с самого утра не находил себе места, бродил по квартире с невидящими глазами, бормоча себе что-то под нос, часто подходил к окну и вскрикивал что-то несвязное, словно пытаясь кому-то что-то доказать, потом снова возвращался в свою комнату и там как будто бы с кем-то разговаривал. А потом он затих, из его комнаты полился приторный запах дешевого мужского одеколона. Затем вышел и сам Женя, одетый с иголочки, какой-то невероятно собранный и подтянутый. Волосы, блестящие от геля, аккуратно причесаны, уложены на одну сторону. Чисто выбритый, со свежими ранками от лезвия на щеках.
– Ма, я пошел, – сказал он, оделся в передней и вышел.
Сердце матери колотилось, а во рту пересохло. Это было предчувствие. Предчувствие беды. Она знала, что он снова влюблен и снова в девочку из хорошей семьи, талантливую и подающую большие надежды. Она писала стихи, рассказы, которые печатались в местных газетах. А еще она была невероятно красивой, мать видела коллективное фото их группы…
Он вернулся поздно вечером. В заляпанной грязью куртке, которую сорвал с себя, словно это была его вторая, отмершая кожа, и бросил на пол. Перешагнул через нее и заперся в ванной комнате. Она слышала звук льющейся воды и снова какое-то бормотанье.
Ужинать он отказался, сказал, что поел в городе в закусочной. И лег спать. А матери так хотелось его расспросить, где он был так долго и что с ним вообще случилось.
Она подняла куртку с пола, принесла ее на кухню и расстелила на полу, прямо под яркой люстрой, чтобы получше разглядеть. Грязь была не только сверху, но и снизу, причем грязь свежая, мокрая. Капюшон этой куртки был оторочен узкой полоской меха чернобурки, и вот в этом мехе, в ее ворсинках мать и разглядела прядь длинных светлых волос, но не просто волосы, а именно прядь, ровный пучок с кожистым кровавым основанием, как если бы эти волосы кто-то вырвал из головы. Очень страшная находка. Мать дрожащими руками положила волосы в пакет и спрятала в надежное место. Куртку же поспешила засунуть в стиральную машину, с тем чтобы отстирались и другие, возможно, представляющие интерес для последующего следствия следы.
Сказать, что она удивилась, узнав на следующий день от самого Жени о том, что погибла его однокурсница, было бы неверно. Она не удивилась, она просто погрузилась в странное состояние оцепенения и шока, из которого выходила медленно, несколько недель… А потом долго спрашивала себя, как же ей дальше жить, зная, что ее сын – убийца. То, что он не такой, как все, прежде ей нравилось, и она ощущала себя счастливой при мысли, что сумела воспитать такого талантливого и почти гениального сына. Правда, его способности проявлялись не совсем традиционным образом. Он умел удивить учителей своей памятью, когда цитировал из учебника целые параграфы, когда с легкостью складывал, умножал и делил числа, когда выдавал в большом объеме дополнительную информацию к заданной теме, тем самым доказывая свою начитанность, образованность и стремление к знаниям. Но ведь бывали в его ученической жизни и двойки, когда он вместо того, чтобы всерьез подойти к какой-нибудь контрольной, рисовал на пропечатанных районным отделом образования листках какие-то физиономии или цветы… Это была болезнь, но мать не хотела в это верить, а потому всячески оправдывала его в своих глазах. Ведь если он болен, значит, в этом виновна именно она, ведь это она родила и воспитала его. Значит, что-то упустила.
К тому же он очень рано начал развиваться физически, стал гораздо раньше своих сверстников интересоваться девочками, выискивал в текстах книг пикантные моменты, обводил их карандашом (самыми истерзанными были тома Бунина, Золя и Мопассана), пока в доме не появилась видеотехника, на которой он мог сам, в отсутствии матери, просматривать порнографические фильмы…
Она об этом знала, поскольку не раз он в рассеянности оставлял в видеомагнитофоне тот иди другой диск, а мать, в полной уверенности, что сейчас на экране появятся титры ее фильма, который она не досмотрела накануне, бывала каждый раз шокирована увиденным на экране…
Возможно, ей следовало бы дать ему взбучку, надавать пощечин, наконец. Но ведь в их семье не было принято такое. Все достигалось путем переговоров… Однако как можно вести переговоры на такие темы? Вот и получалось, что эта сфера развития сына была как бы неприкасаемой, стыдной и что если его непохожесть в мальчиковом возрасте делала мать счастливой, то в подростковом и юношеском вызывала страх и ужас.
62 
