очень нудно 
28 
– Я понял. У него только один брат, Славка, и он очень его любил…
– Так вот. Он сказал в морге, когда приехал за телом, что Сергей собирался сообщить ему что-то очень важное. Он произнес такую фразу: «Теперь, старик, моя жизнь круто изменится. Только ты должен мне в этом помочь».
– Да? Интересная фраза.
– Брат подумал, что речь идет о женитьбе. Правда, мне непонятно, чем этот Слава мог бы помочь Сергею в этом случае? Уговорить кого-то выйти за Сергея замуж? Но это же глупо.
– Конечно, глупо. Сергей умел обращаться с женщинами, и, уж если бы он решился связать свою жизнь с женщиной, он не стал бы просить помощи у брата, это я точно знаю.
– Но какая-то женщина у него, наверное, была. Может, вы просто не в курсе, что он собирался жениться?
– Он встречался с одной. Олей зовут. Но я не знаю ни ее адреса, ни телефона. Только то, что она работает официанткой в каком-то кафе около метро «Октябрьское Поле».
– Вы ее никогда не видели?
– Видел однажды…
– Как она выглядит?
– Высокая, красивая брюнетка. Не думаю, что Сергей женился бы на официантке. Думаю, у них была просто связь. Он любил красивых женщин.
– Спасибо вам, Саша. Особенно за роддом. Может, мне удастся найти эту медсестру.
– Вы позвоните мне тогда? Запишите мой телефон…
Они обменялись телефонами, после чего довольно тепло расстались.
Анна вышла на улицу с чувством выполненного долга. Теперь-то она точно знала, что Маша никакая не преступница, что она жертва. Что у нее есть ребенок, крохотная девочка… А бирки… когда-нибудь и это прояснится. А пока надо срочно звонить Матайтису и просить его помочь разыскать девушку по имени Оля, работающую официанткой в кафе рядом с метро «Октябрьское Поле». Может, она знает о Сергее что-нибудь такое, что прольет свет на фразу о том, что его жизнь могла бы круто измениться. Хотя какая теперь разница, если Сергея уже нет в живых.
Она села в машину и медленно выехала со двора, думая о Сергее Персице и о том, что Маша, несмотря ни на что, все-таки родилась в рубашке. Попасть за одно утро в два переплета – быть кем-то избитой и оказаться на дне оврага в искореженной машине – и остаться после этого в живых?
Двигаясь по Строгинскому шоссе в сторону моста, ей показалось, что уже слишком долго почти впритык к ее машине едет побитая, в пятнах ржавчины, темно-синяя машина «Жигули». Она бы, может, и не заметила ее, если бы не эта ржавчина, этот убогий и потрепанный вид машины. Она прибавила скорость, и синее корыто тоже. Когда она на большой скорости вырвалась на мост, синяя машина слегка отстала. Мне кажется или меня кто-то преследует? Чертовщина какая-то…
На Новощукинскую улицу она въехала уже без «хвоста», но сердце ее бухало в груди, как если бы за ней мчались и выли милицейские сирены. Какая же я трусиха. Если я так буду реагировать на каждую следующую за мной машину, то я скоро сойду с ума. И только она об этом подумала, уже двигаясь в сторону улицы Народного Ополчения, как снова увидела рычащую сзади и фыркающую дешевым бензином синюю развалину. А что, если этот идиот просто движется в центр, как и я? Ведь это единственная дорога.
Она опять прибавила газ и резко свернула на Маршала Конева. Синяя машина – за ней. И тогда она решила остановиться. И хотя это решение далось ей с трудом, потому что она все еще никак не могла поверить, что эта машина действительно едет именно за ней и водитель, сидящий за рулем, преследует именно ее, она все же остановилась. Резко. Так, что завизжали тормоза. Грязная и помятая машина медленно проехала мимо и свернула направо. Пот катился градом по лицу Анны. Ну вот, я ошиблась. Теперь можно спокойно ехать. Что мог подумать водитель? Наверное, свернув в переулок, он рассмеялся про себя и подумал, что все женщины за рулем – круглые дуры. А еще – трусихи.
Она завела мотор и покатила на улицу Маршала Тухачевского. Там она намеревалась развернуться в одном из тихих дворов и вернуться на Волоколамку, оттуда уже на Ленинградский проспект, где находится родильный дом с медсестрой Анисой. Но когда она выехала на Ленинградский проспект и стала отсчитывать номера домов в поисках роддома, ее настигла все та же синяя развалина. Стекла машины были забрызганы грязью, хотя на улице было сухо и машины вокруг сверкали чистотой. Анна попробовала было оторваться, но противная грязная машина ехала за ней почти до самого ее дома. Оставив машину под своими окнами, Анна почти бегом вбежала в подъезд и, ломая ногти, принялась отпирать двери. Когда же она оказалась в квартире и заперлась изнутри, сердце ее готово было выскочить из груди от страха. Она задыхалась, ноги подкашивались, а в горле застрял крик.
28 
