очень нудно 
50 
– Максим, но тогда получается, что все эти погромы и убийства… точнее, убийство Вегеле должно быть каким-то образом связано и с… Григорием? С Машей? С их заговором против меня.
– Да не против тебя… Другое дело, что тебя хотели или все еще хотят как-то использовать… Я тебе скажу одно. Все было бы относительно понятно и логично, если бы не подслушанный тобою разговор твоего бывшего мужа с Машей. А может, он тебе приснился?
– Нет! Я точно все это слышала. Я даже запомнила одну, самую, на мой взгляд, важную фразу наизусть: «Продолжай изображать из себя сумасшедшую и терпи. Должно пройти какое-то время, чтобы все утихло». Что должно утихнуть? Может, они боятся этого Валентина? Столько вопросов! Знаком ли был Григорий с покойным Персицем? Знает ли о смерти Вегеле? У меня голова идет кругом от всего этого. Я ничего не понимаю… А тут еще Маша вспомнила, где она живет. Не значит ли это, что она теперь уйдет?
– Уйдет – и уйдет. Тебе-то что за дело? С глаз долой, из сердца вон. Слышала?
– Слышала. Все… Больше не могу говорить… Маша выходит из ванной.
Пока она разговаривала, подгорели остатки курицы на сковороде. Маша, появившись в дверях кухни с махровым тюрбаном на голове, выглядела больной и усталой. Анна едва нашла в себе силы выдавить из себя нечто наподобие улыбки:
– Машенька, Гриша должен позвонить. Хочет, чтобы мы все втроем поужинали в ресторане. Ты согласна?
– Да, конечно. Вот только немного полежу, отдохну и приму лекарства. У меня что-то снова голова разболелась.
– Еще бы, столько впечатлений! Ложись, полежи…
В половине девятого позвонил Гриша, сказал, что ужин отменяется, у него дела. Анна с облегчением вздохнула и перекрестилась. Она так устала за сегодняшний день, что даже сама мысль о том, что ей предстоит приводить себя в порядок, одеваться и ехать в ресторан, чтобы терпеть рядом присутствие человека, которого она стала уже по-настоящему бояться, приводила ее в ужас. Теперь же, когда она поняла, что причин для волнения не осталось, она заглянула к Маше, чтобы в случае, если она не спит, пожелать ей спокойной ночи. И поймала себя на том, что продолжает все еще по инерции относиться к ней как к своей подопечной – слабой и внушающей жалость Машеньке. Но ведь не мог же ей присниться тот разговор между Григорием и Машей, который она подслушала.
Она приоткрыла дверь и сразу же услышала стон. Маша стонала и бредила во сне. Вертелась на постели, комкая простыни, как человек, изнывающий от жара, когда ломит все тело и хочется найти такое положение, при котором боль, терзающая кости и суставы, была бы минимальной. Она вполне отчетливо произносила целые предложения и умоляла оставить ее в покое, не бить. «Не трогайте лицо… За что вы бьете меня? Мой живот… Вы – звери, я ненавижу вас, мой муж найдет вас… Больно! Больно!..»
Маша корчилась, как если бы кто-то невидимый наносил ей удары по лицу, животу, груди. Она отбивалась, стонала, захлебываясь в беззвучных рыданиях. Анна бросилась к ней, чтобы разбудить, растолкать, вырвать из кошмарного сна и успокоить. Когда она повернула к себе Машу, лицо ее подопечной было мокрым от слез.
– Машенька, это всего лишь сон. Нехороший сон, но все-таки сон. Успокойся… – Она обняла ее, положила ее голову к себе на колени и стала гладить рукой по ее лицу, по щекам, глазам, чувствуя, что еще немного, и она разрыдается сама. – Расскажи, что ты видела во сне. Кого? Ты узнала кого-нибудь?
– Они были в масках. Вместо глаз – пустые глазницы… У людей не может быть таких бездушных глаз. Это не люди, а звери. Они били меня. Мне было очень холодно и больно. Один ударил меня ногой прямо в живот. Там же был ребенок, мой ребенок… Девочка. Я должна была родить девочку…
Маша, так до конца и не вынырнув из сонных глубин, вновь провалилась туда, но только теперь ее сон был более спокойным. Анна поняла это по ровному дыханию. Она уложила ее, подоткнула одеяло и на цыпочках вышла из спальни. Ну не может она так лгать и так играть. Так играть невозможно. Она на самом деле натерпелась… Но при чем здесь Григорий?
Когда в прихожей раздался короткий и резкий звонок, она вздрогнула. Кто на этот раз? Григорий? Михаил? Максим? Но это была соседка Ирина. В своем розовом халатике и домашних туфлях, отороченных лебяжьим пухом.
– Привет, мать. У тебя не найдется сигареты?
– Найдется. Заходи.
Анна даже обрадовалась приходу соседки. Ее появление внесло в этот вечер какую-то упорядоченность, привычные картинки уютного одинокого прошлого с визитами Миши и вздрагиванием от каждого звонка. Ирина ассоциировалась у Анны именно с этим, более-менее спокойным и в то же время неспокойным, периодом ее жизни. Спокойным по причине стойкого состояния одиночества, а неспокойным в приятном, выжидательном характере ее отношений с непостоянным и как бы ускользающим и вечно державшим ее в напряжении Михаилом. Она уже давно вывела для себя формулу любви к мужчине и вынашивала ее, как дитя, холила и лелеяла, когда эта формула подтверждалась по ходу жизни, по ходу отношений с мужчинами. Вот взять Гришу, к примеру. Он всегда был рядом, как тень, как часть ее существа, и она уже давно привыкла к этому состоянию покоя и надежности. И даже его частые отлучки, когда он отправлялся играть с друзьями в преферанс, никогда не вызывали в ней ревности и того потока неприятных сцен, которые рисовались ей в отношении ее жадного до наслаждений любовника. Это его она представляла себе в объятиях ярких и порочных женщин, занимающихся самым изощренным сексом. Но никак не Григория. И даже если в реальной жизни Миша ей не изменял, она страдала от ею же выдуманной измены и сознания того, что она в какой-то мере мазохистка. Это и были реальные чувства, реальное желание находиться в постели с мужчиной, который никогда не будет принадлежать тебе полностью. И это разжигало страсть, распаляло воображение и заставляло бешено колотиться сердце в предвкушении встречи с любовником. Это Ирине она доверяла какие-то свои тайны и страдания, хотя позже, когда соседка уходила, Анна всякий раз жалела, что так раскисла, так раскрылась перед ней, выставив напоказ какие-то постыдные мысли и желания. Ей тогда и в голову не могло прийти, что Ирина, смекнув, что Григорий забыт и теперь свободен, захочет заполучить его себе если не в мужья, то хотя бы в любовники. Как и сама Ирина не могла догадаться, что тем самым она вызовет ревность в сердце Анны, которая пожелает если не вернуть себе мужа, то хотя бы заполучить его себе в качестве близкого, интимного друга. По сути, того же любовника, но уже с более глубокими отношениями.
50 
