очень нудно 
41 
– Его кожа пропитана запахом мертвечины, поверь, я старалась не замечать этого, но у меня ничего не вышло. Не могу спать с мужчиной, который имеет дело с трупами… Он режет их, каждый день видит их внутренности, а я-то живая… А что, если он, глядя на меня, видит мою печень или сердце? Нет, работа судмедэксперта сволочная, ничего не скажешь. Только будет жалко, если он снова запьет. Ему нужно уходить с этой работы и начинать новую жизнь. Мы с ним все равно не пара… Он – мужик добрый, наивный даже в какой-то степени, а я – дрянь. И все знают об этом. Вот приедет Земцова, как я посмотрю ей в глаза? Нет, я ее не боюсь, мне, честно говоря, будет приятно, если она узнает, что я спала с Крымовым…
Шубин вдруг понял, что только что потерял и Надю. Он встал, с грустным видом взял ее за руку и повел за собой к выходу, по дороге захватив ее пальто и сумку. Она, еще не понимая, что он надумал, глупо улыбалась. На крыльце Игорь сунул ей в руки ее вещи и захлопнул дверь прямо перед самым ее носом. Запер на замок. В агентстве сразу стало тихо. Спокойно. Он снова был один. Звуки удалявшихся злых каблуков вызвали в нем чувство глубокого удовлетворения.
Он вернулся к себе в кабинет, плеснул еще водки и выпил, закусив лимоном. Мысленно он разбивал в кровь красивое и ухмыляющееся лицо Крымова. Железным и онемевшим от злости кулаком резкий удар в скулу, затем в подбородок, другим кулаком – в бровь, чтобы рассечь, чтобы больно, до крови… Женя и Женя. Два предателя, два сплетенных разогретых страстью тела, единомышленники, спаянные острым желанием причинить боль ему, Шубину, за то, что он так и не смог забыть Земцову. Ревность, ревность, ревность… Они все трое когда-нибудь погибнут от этой ненасытной, прожорливой ревности…
Работа – единственное, что не успело его предать. Он будет работать как прежде, с остервенением, будет искать пахнущего кровью и порохом убийцу Дины Ступиной, и он, Шубин, никогда не заглянет в тот клочок бумаги с нацарапанным на нем именем преступника. А если и заглянет, то уже после того, как убийцу посадят за решетку… Вот тогда и посмотрим, кто прав – он, работяга Шубин, или же соблазнитель чужих жен (даже жен своих друзей) Крымов. Да и откуда ему знать, кто мог убить жену предпринимателя, если им только что поручили раскрыть это дело? Это невозможно было узнать. Тем более догадаться. Это новое дело… Но если это так, то почему же он, Шубин, постоянно думает об этой записке, отчего так злится, если Крымов наверняка написал там не имя убийцы, а так, какой-нибудь вздор…
Он лишь сейчас понял, что выгнал Надю Щукину. Впервые в своей жизни, быть может, сделал то, что никогда бы не посмел сделать раньше, – избавился от раздражавшего его человека. Но это Надя… А Крымов? Почему он бил ему в кровь лицо только в своих мыслях? Почему не набросился на него прямо там, в квартире, и не свалил его с ног, не подмял под себя, не сломал нос, не раскроил лоб, брови или губы? Потому что там, через стенку, находился маленький Саня, да еще какая-то чужая особа, приставленная к его сыну, чтобы присматривать за ним, кормить, укладывать спать… вместо матери… няня… Вот тоже бред. Не собирается ли Женя Жукова вернуться в агентство?
И словно в ответ на его мысли, Женя появилась в плавающем снежно-слякотном прямоугольнике окна. Она двигалась на редкость уверенным и быстрым шагом, как прежде, еще до беременности и родов, по-девичьи легко и даже как будто весело! Нет, это не могла быть Женя, не могла! Она же только что переспала с Крымовым, только что вычеркнула из своей жизни своего мужа Шубина, это не может быть она!
Между тем Женя Жукова поднялась на крыльцо, торкнулась в дверь, после чего (Шубин услышал, как она зазвенела ключами) открыла дверь и вошла в агентство, просто-таки влетела в приемную и, встретившись взглядом с Шубиным, замершим возле осиротевшего несколько минут назад секретарского стола, резко остановилась, чтобы перевести дух. Она была в куртке и брюках, малиновый свитер своим высоким воротом упирался в бледный подбородок. На лице теперь уже бывшей жены Шубина играла ироничная, немного злая улыбка.
– Я вышла на работу, Шубин, надеюсь, ты не выставишь меня на улицу так же, как сделал это сейчас с Надей… Хотя, знаешь, я даже рада, что ее здесь нет, мне будет проще работать. Ты словно расчистил место для меня. Отлично!
На лице ее пылал румянец, будто она все еще находилась в том возбужденно-трепетном состоянии, когда море по колено, когда губы горят после жарких поцелуев ненасытного любовника, а низ живота сводит сладкая судорога. Она показалась сейчас Шубину сильной, еще сильнее, чем Крымов и Земцова. Словно смыв с себя засохшие, желтоватые и похожие на пыльцу следы своего молока, которым она еще не так давно кормила Саню, Женя освободилась от древней и животной привязанности к своему ребенку, поручив его совершенно чужой женщине. Зачем ей понадобилось так рано выходить на работу? Деньги? Она знала, что Шубин ни при каких обстоятельствах, даже если у нее будет тьма любовников, не бросит ее с Саней и станет давать денег столько, сколько она пожелает. Тогда что? Работа, которая отвлечет ее и заставит забыть о том, что она брошена мужем, отвергнута и превращена в кормящую самку? Всепожирающая ревность – вот что двигало Женей, снова ревность, это больное, саднящее чувство… Ее бы вырвать, как больной зуб, и бросить в звонкое жестяное ведро. Всем стало бы легче…
41 
