6 
Володя – следователь прокуратуры. Быть может, этим обстоятельством и объясняется выбор литературного жанра, в котором я работаю, – криминальные романы. Будучи посвященной во многие уголовные дела, которыми занимался мой муж, я, человек и без того увлекающийся и склонный к писательству, не могла пройти мимо такого богатого и реалистичного материала. Так появились мои первые рассказы, затем повести и романы. Это потом я поняла, что реальные дела зачастую гораздо менее интересны выдуманных… Но это – отдельный разговор.
Володя встретил меня вопросом:
– Ты что, на самом деле собралась к Милке в Сургут? Зачем тебе это?
– Я переживаю за нее. Она плачет, да и выглядит неважно…
– Она же беременная. Отсюда и внешний вид, и капризы… С беременными такое бывает. Она же не сказала тебе, что ей плохо, что ее не любят, что она хочет домой.
Он не хотел, чтобы я уезжала. Но теперь, когда мы больше не были мужем и женой и у меня появилось право поступать так, как мне хочется, его мнение интересовало меня меньше всего. Он всегда хотел, чтобы я сидела дома, чтобы ни с кем не общалась, не разговаривала по телефону, чтобы принадлежала только ему.
– Я так решила, – ответила я и прошла в кухню. Поставила на плиту кастрюлю с супом. – Ты мне скажи, я могу быть спокойна за обе наши квартиры – за Милкину и мою? Присмотришь? Только уговор! Не приводи сюда своих любовниц. Не оскверняй их присутствием мой дом.
– Полина!
– Я сказала!
– Да как тебе это вообще могло прийти в голову? Да у меня и нет никого!
– Да вот уж пришло как-то…
Я начала раздражаться. Быть может, это происходило потому, что я и сама уже не была уверена в том, что поступаю правильно, отправляясь на край света неизвестно зачем. Но дорожная сумка была почти собрана, билет куплен, плюшевая кошка с сумочкой убитой девушки требовали к себе внимания.
Я посмотрела на Володю: рассказать – не рассказать? Если расскажу – знаю наперед, что он ответит. Что я сама себе ищу на голову приключений. Что Сургут – это один город, а Тюмень, вместе со станцией Войновка, – я уже успела поинтересоваться – примерно в восьмистах километрах от Сургута, это около шестнадцати часов на поезде. Ну и что? Сургут – крупный город, Тюмень – тоже… Прогуляюсь, наберусь впечатлений. Может, ничего-то у меня и не получится с этой Надей – ни родственников ее, вероятно, я не найду, ни о сбежавших зэках не узнаю… Но придумать, домыслить историю, рассказанную покойной уже Екатериной Андреевной, я смогу же! Я и не такие сюжеты выдумывала. Во всяком случае, подышу тем же воздухом, каким дышали герои моего будущего романа.
– Суп будешь?
– Буду. Но ты мне так и не ответила – ты едешь только ради Милки или у тебя есть еще что-то на уме?
И тут я, чувствуя, что не в силах больше молчать, принесла пакет и выложила на стол черную лакированную сумочку неизвестной мне девушки Нади и огромную кошку-подушку, набитую неизвестно чем.
– Что это?
Я рассказала. Все как есть.
– Полина, тебе это нужно? Две старухи три года мечтали от этого избавиться, а ты подобрала, взвалила на свои плечи ответственность… И чего ты хочешь?
– Найти семью этой Нади и вернуть им эти вещи. А заодно узнать подробности этого убийства.
– За впечатлениями, значит, собралась.
– Собралась.
– А ты в сумку-то хотя бы заглядывала?
– Нет! Когда? Я же только что приехала с Масловки.
– У тебя перчатки медицинские есть?
– Есть.
Я достала перчатки, две пары. Одну пару протянула Володе, вторую надела сама.
– Ты предполагаешь, что кто-то еще сможет заинтересоваться отпечатками пальцев на этих вещах?
– Мало ли… не хочу, чтобы ты наследила.
Володя занялся сумочкой, а я – кошкой-подушкой.
В сумочке, как мы и предполагали, оказались документы. Паспорт на имя Агренич Надежды Александровны, 1986 года рождения. Не замужем. Проживает (вернее, проживала) по адресу: Уренгой, микрорайон Мирный, дом 1, корпус 2, квартира 185.
– Будь она жива, ей было бы сейчас двадцать три года, – заметила я, рассматривая остальное содержимое сумочки.
Губная помада, пудра, носовой платок и масса так необходимых молодой девушке мелочей… Меня поразило отсутствие записной книжки. Быть может, моя ошибка заключается в том (о чем мне неоднократно говорит Володя), что я всегда и всех сравниваю с собой. Вот и с записной книжкой… Если у меня их несколько (а коли уж быть совсем точной, то восемь старых и одна совсем новая, с переписанными в нее самыми необходимыми записями и координатами), то и у других тоже должны быть записные книжки. Во всяком случае, в дорогу я непременно взяла хотя бы одну, ту, что посвежее. Мало ли что может произойти в пути, может, понадобится кому-то позвонить… Надя же Агренич, отправляясь, по словам Ревиной, в Москву, решила сжечь за собой все мосты.
6 
