8 
– Может, правда, выучить? – робко предложил кто-то, когда Витек с горя отказался пить кагор. Но бедолага с такой тоской посмотрел на выскочку, что стало ясно: это невозможно. Кроме того, переволновавшись из-за незачета по археологии, Захаров не пошел еще на два экзамена. И это при его-то и без того неслабых хвостах!
Той же осенью мы провожали Захарова на приемный пункт военкомата. Его наследственная болезнь не была признана черствыми членами медицинской комиссии.
– Годен, – шарахнули штамп в его дело.
Поезд дал три свистка, и Витя последний раз помахал нам из окошка набитого пьяными новобранцами плацкарта. Больше мы его никогда не видели. Поговаривали, что Захаров не вынес прозы жизни и подался косить под психа. Это вполне могло бы у него получиться. Но было это или не было в действительности, никто сказать не мог. Знаю только, что приехавшие с Севера Витькины родители, потрясенные отчислением сыночки из, скажем прямо, не самого сложного и мозгодробительного вуза, квартиру заперли на новый замок, а потом вообще продали. Вот такая сказочка на ночь. Не спешите чуть что следовать зову крови. Иногда все же лучше напрячься и что-то сделать вопреки желанию лежать на диване.
Впрочем, я никогда не отличалась стремлением прикорнуть. У меня другой пунктик. Когда я нервничаю, то меня охватывает лихорадочная жажда деятельности. Сначала, когда я услышала Новость в исполнении Андреева дитяти, мне страстно захотелось нагрянуть к нему в квартиру и все там разнести. Я даже начала собираться, судорожно примеряя висящие в шкафу тряпки. Но когда я взглянула на себя в зеркало перед выходом, то вдруг обнаружила, что одета как на свидание.
– Интересно, почему я надела самое свое сексуальное платье и накрасилась под вапм, если я планирую заниматься рукоприкладством и членовредительством? Почему я не нацепила джинсы и футболку? И зачем на мне бабушкины серьги с аметистами в пол-лица, которые мне очень идут? И очень нравятся Андрею.
– Очевидно, чтобы его вернуть! – честно ответила я самой себе и села на пуфике в прихожей.
Вернуть. Но как можно вернуть то, что никогда не было твоим? Мне что, выкрасть из роддома его новенького ребенка? Или, может, пойти и наконец раскрыть глаза на блудливого муженька его только что родившей женушке? Да, собственно, она-то здесь при чем. Она о тебе может и вообще не знать! – подумала я.
А что? Я ей на глаза ни разу не попадалась, она мне тоже. Мы даже на телефонах никогда не пересекались. А дачи-квартиры, куда мы с Андреем регулярно навостряли лыжи для производства нашей неземной любви, были чужими или вообще съемными.
Главное, непонятно, зачем он мне врал! Он же постоянно клянется, что жена ему совершенно безразлична. Что у них абсолютно формальные отношения.
В задумчивости покусывала я густо накрашенную губу.
А вдруг это не его ребенок, мелодраматично предположила я. В голове тут же заработал генератор счастливых сценариев. Жена Андрея изменяет ему, так же как и он ей. Но из-за ребенка он терпит этот никчемный союз. Однако теперь, когда ему светит перспектива тратить силы, время и деньги на чужого отпрыска, он не задержится у нее ни на минуту. И мы купим ту чудную квартирку у метро «Аэропорт». Хеппи-энд!
«Стоп! Прекрати! Так ты вляпаешься еще на пять лет!» – затрещал внутренний голос.
И что же делать? – растерялась я. Сценарий мне очень понравился. Я уже готова была жить по нему наяву.
«Надо все проверить», – велел голос.
Я задумалась. Что может служить для меня истинным доказательством чувств Андрея? Спросить его самого напрямую? Хм, а где гарантия, что он не скажет мне именно то, что я сама себе нафантазировала. Это очень вкусная и слабо проверяемая версия. А Андрей соврет – недорого возьмет. Это я за годы нашего знакомства уяснила твердо. Стало быть, надо изобрести какой-то нейтральный, объективный способ доказывания.
«Поезжай в роддом и посмотри, как он будет встречать жену и ребенка», – снова влез в мои мысли невидимый суфлер.
– Как я это сделаю? – возмутилась я вслух. – Ведь я даже не знаю, в каком роддоме она лежит.
«Узнай», – отрезал голос.
Я задумалась. А что? Это идея. Действительно, лицо Андрея могло бы сказать мне больше, чем любые слова. Вдруг за ней в роддом вообще приедет не он. Это было бы самым невероятным, самым стопроцентным доказательством его любви ко мне. Осталось только узнать, где же и когда выпишут эту неизвестную мне женщину. Последнее, кстати, оказалось не так и сложно, потому что тот же самый ребеночек, который за пару часов до этого меня огорошил, ответил на все мои вопросы.
8 
