очень нудно 
40 
– Для начала надо бы узнать его фамилию… Но, Вероника, то, что ты предлагаешь, – очень опасно. Ты же сама понимаешь…
– Так я же буду не одна, где-то поблизости будешь ты… А когда он возьмет в руки нож, вот тогда вы и схватите его.
– Как ты поймешь, что он сейчас начнет действовать? Вряд ли твоя подружка сидела и ждала, когда он ее убьет. Я думал над этим… Наверно, она спала, он ей что-нибудь подмешал в вино или водку.
– Маша любила выпить, это верно. Но я-то пить не буду…
– Вероника, я пока не готов дать тебе ответ. Может, вместо тебя мы пригласим другую девушку?
– Никто не согласится. Разве что кто-нибудь из новеньких, которые ничего о нем не знают. Но они могут погибнуть… Новенькие из страха много пьют, чтобы расслабиться. Ну так что? Попробуем?
– Я подумаю.
– Ты боишься за меня?
– Боюсь, – признался он и сжал ее руку. – Да и вообще, может привлечь к этому делу прокуратуру? Тем более что уголовное дело наверняка заведено, убийца-то не найден…
– Они никогда его не найдут, уж я-то знаю. Ладно, ты думай, а теперь давай спать. У меня голова кругом идет. Я и не подозревала, что такая впечатлительная… Ложись, не бойся, я тебя не съем. Поговорил со своей хозяйкой обо мне?
– С чего это ты взяла?
– Просто знаю, и все. Не каждый же день принимаете на работу таких, как я…
– Вероника, я бы не хотел об этом…
– Я – тем более. Раздевайся. Если стесняешься, погаси лампу… Ты такой смешной…
Она вдруг вскочила, выключила лампу и принялась раздевать Шубина.
– Ты себе не представляешь, с каким чувством я ждала тебя весь вечер… Не могла оставаться там, вместе с вами, – шептала она ему на ухо, обдавая жарким дыханием, – мне еще трудно… Но ведь ты мне поможешь? Поможешь?
Он в темноте перебирал пальцами ее шелковые кудри, целовал милое лицо и не верил своему счастью. И только странное ощущение не покидало его все то время, что он держал в своих руках Веронику, что он утром проснется, а ее нет. Ему было стыдно признаться себе в том, что даже с Юлей Земцовой во время их бурного, как ему тогда казалось, романа он не испытывал таких нежных и сильных чувств, какие он питал к Веронике. За несколько часов она стала ему родным человеком, и он знал, что, даже если случится самое ужасное – она бросит его, – он никогда не пожалеет о том, что познакомился с ней, и станет вспоминать ее, эту необыкновенную девушку, как самое дорогое, что было у него в жизни. Поэтому ее идея стать приманкой для извращенца, садиста причиняла ему боль, настолько он боялся потерять ее.
Они не спали почти до утра, наслаждаясь друг другом, после чего лежали, счастливые и утомленные, обнявшись, и долго говорили обо всем, что волновало их, о чем хотелось сказать, поделиться. Под утро Шубин узнал, что среди приятельниц Вероники есть женщина, которая знакома со многими служащими «Гард-АСС– банка», она может помочь собрать информацию о Сергее Саблере.
– Знаешь, а я на стороне этой Нади Аджемовой, и не потому, что плохо отношусь к мужчинам или к ее мужу, нет, ты не подумай, чувствуется, что он хороший человек и сильно любит свою жену, но просто… понимаешь… она полюбила Саблера, полюбила так, что потеряла голову, вот как я сейчас… Я понимаю ее, сопереживаю ей… Как жаль ее, бедняжку, теперь ей предстоит вернуться в семью, вернее, к мужу, которого она отвергла, бросила, и продолжать жить с ним, делая вид, что ничего не случилось. Но трещина-то осталась, причем глубокая, и простит ли он ее до конца… Она как сжатая пружина. Ты говоришь, что она уже не плачет. Это она сейчас не плачет. Она мать, и прежде всего ей положено думать о своих детях. Если раскисать, плакать, то у нее пропадет молоко, да и сама она может разболеться, впасть в депрессию… Я считаю, что она сильный человек, и уважаю ее за это.
– А как же Дмитрий? Ты представляешь, каково ему?
О чем бы Шубин ни говорил с Вероникой, он постоянно думал о ней, пытался понять, что она за человек. Его интересовало любое ее мнение на то или иное событие, и, если бы это было возможно, он заглянул бы ей в душу, окунулся бы в сложный женский мир мыслей и чувств. Ему было важно все, о чем она говорила, какие высказывала суждения, и чаще всего они совпадали с его собственными, и он радовался, как ребенок, что нашел родственную душу. Они уснули, тесно обнявшись, руки и ноги их переплелись, а голова Вероники, словно обретя свое место, покоилась на правом шубинском плече…
Утром, невыспавшиеся, но счастливые, они предстали перед Василием и Юлей.
40 
