Лёгкий, ненавязчивый романчик 
43 
– Может, чуть позже. Мне тут еще… надо.
– Ну, смотри сам. Я пока тоже еще занята, мне надо квартиру показать и почту забрать.
– Опять жильцы смотались? – усмехнулся папа.
– А ты бы смог тут прожить долго? – удивилась я, махнув в сторону нашего подъезда. Дом в вечернем свете смотрелся не так плохо, как днем. Именно поэтому первый показ моей двухкомнатной со всеми удобствами квартиры № 13, сдаваемой мною в аренду, я старалась проводить поздно вечером. Желательно еще разбить большой фонарь на бульваре и вывернуть все лампочки в подъезде. Будет больше шансов привлечь клиентов, которых, как я ни старалась, как ни снижала ежемесячный платеж, очень быстро переставал устраивать тот набор удобств, который я предоставляла.
Квартира сдавалась вместе с отваливающейся штукатуркой, искрящими проводами и тараканами, которые вполне уже могли проводить референдум, национализироваться и отделяться, как Черногория, – так давно они тут жили. Много, много поколений тараканов. Сегодняшние, наверное, были пра-пра-правнуками тех, что ползали по моим бутербродам в школу. На кухне давно не работал кран, в туалете же, наоборот, все текло без остановки. Ванна нареканий не вызывала, пока в ней заново не нарастал грибок. Отчий дом, как же много чудесных воспоминаний, сколько драгоценных моментов останется в моей памяти навсегда. Чего стоили только все те разговоры, которые я слушала через вытяжку. Раньше умели строить, знали, что делали. Чем морочиться на прослушке, «жучках» и прочей шпионской дребедени, все советские дома оборудовали такой системой вентиляции, что, сидя в коридоре, можно было услышать разговоры на пять квартир во всех направлениях.
– Я прожил тут почти всю жизнь, – напомнил мне папа. – Больше, чем ты.
– О, Динка? – радостно огласил двор приветствиями Аркашка. Папа радостно улыбнулся, но потом запоздало бросил на меня беспокойный взгляд.
– О, вот, значит, оно, твое дело, – усмехнулась я.
– И ты тут, Динка-картинка! – обнял меня Аркаша. Он вышел из подъезда, как всегда, в тапках. Подумаешь, что снег с дождем. Таким, как Аркашка, море всегда по колено. И сугробы тоже.
– И я тут, хоть и не могу сказать, что это меня сильно радует. А как ты?
– Выпьешь? – предложил он, зазывно помахивая бутылкой «Березовой».
– Нет, – поморщилась я. Хороша будет хозяйка, если будет показывать квартиру после того, как примет на грудь во дворе собственного же дома. Это же чистая антиреклама. А мне бы хотелось заселить в родные пенаты кого-нибудь, кто не сбежал бы отсюда через три месяца, как только подкопит хоть какие-то деньги. Да я на встречу к этим жильцам собиралась круче, чем на иное свидание. Нацепила сапоги на высоком каблуке, накрасилась, волосы уложила – чтобы сразу было понятно, что они имеют дело с приличной женщиной в приличных сапогах. И в отличном красном пальто (Володин, кстати, подарок). А тут – водка. Смерть имиджу!
– А чё так-то? Все-таки надо ж как-то отметить.
– Что отметить? – удивилась я.
– Щенка я нового взял, – поделился со мной Аркаша. – Кузька-то того… – многозначительно посмотрел на небо он. – Помер мой Кузьма.
– Давно? – удивилась я.
– Да почитай уж с месяца три. Или четыре, – прикинул Аркаша. Более точного представления о времени он не имел, так как жизнь его проходила исключительно в понятиях приблизительных. Месяц туда, месяц сюда…
– Сочувствую.
– Да ладно, – потянулся он. – Я его на речке схоронил, пущай спит. А этот, шельма, теперь мне покою не дает ни днем, ни ночью. Все жрет, как пылесос. Подлец, одним словом.
– Как назвал-то? – поинтересовалась я. Клиенты мои все не шли, так что делать мне все равно было нечего.
– Чегевара, – помявшись, ответил Аркаша.
– Как-как? – чуть не поперхнулась я. – Чегевара? Почему?
– Они… похожи чем-то, – пожал плечами он.
Я расхохоталась:
– Чем? Разве что повышенной волосистостью.
– Не-а. Не только. У пса моего вид такой, знаешь, героический. Ну, чистый революционер. Правда, теперь я сомневаюсь. Может, если бы я его, подлеца, назвал бы Пушком или Чарликом, он бы приличнее себя вел. А так, последние плинтуса отодрал и сгрыз. Кузькину подстилку сожрал. В джинсах моих дыру прогрыз, видишь? – и на этих словах Аркашка убедительно продемонстрировал дыру на джинсах, кои находились в его собственности уже более пяти лет в единственном числе. Доходов с его деятельности грузчиком не хватало на приобретение еще одних штанов, к тому же не везде за новые брюки позволяется расплачиваться разливным пивом. Так что ущерб был значительным.
43 
