Декабрь выдался в этом году морозным, снежным, и идти в магазин я на самом деле не хотела. Просто в последнее время я редко куда выбиралась, если не считать работу, естественно. Почему? Да как-то не до этого было. Косте предложили работу на объекте за городом, в районе Одинцова, так что он теперь часто возвращался ближе к ночи. Мне приходилось забирать Алешу из садика, заставлять обоих детей съедать ужин, который иногда готовила я, но чаще все-таки Лилия Филипповна, которая с некоторых пор убедилась, что моя стряпня может быть опасна для детского здоровья. Я не возражала, я вообще не понимала, почему на меня свалилось столько геморроя разом. Еще и готовить – нет уж, увольте. И так у меня не осталось почти никакой личной жизни. Но все вокруг говорили, что это нормально, и я верила на слово. Даже Жанна считала, что все это болото – неизбежное зло, с которым надо просто смириться.
– Жаль, конечно, что я больше не могу с тобой видеться так часто, как раньше. Но твое счастье важней, – сказала она, когда из-за Костиной командировки я не смогла приехать к ним на шашлыки.
– Да уж, счастье важней, – согласилась я, вздохнув.
– Я слышу скепсис в твоем голосе? Или мне почудилось? – поддела меня она.
– Почудилось. Я полна радости и неги, я обожаю сидеть дома с детьми, в этом мое призвание.
– Детка, получая мужчину, мы всегда теряем свободу. А ты не знала? – удивилась она. – И очень часто еще и друзей, потому что мужчина не хочет нас ни с кем делить.
– Но ты-то никого не потеряла? – возразила ей я.
– Ты думаешь? – усмехнулась она.
– А разве нет?
– А разве да? Я сижу дома, занимаюсь клумбами и смородиной, никуда особенно не езжу, общаюсь в основном с теми, с кем можно общаться семьями. Большей частью с теми, у кого тоже есть дети. Я не была на выставке или в театре несколько лет, а старых подруг вокруг меня почти не осталось.
– Но как же я? – нахмурилась я.
– Сашка, дорогая, с тобой мой благоверный просто смирился. Ты – как часть семьи, куда тебя денешь? И потом, в малых дозах женская дружба необходима, даже он это понимает. Но всех, кого он смог отвадить, он отвадил.
– Кошмар, – ужаснулась я. – Мой Костя не такой.
– Да? Совсем другой? А ты присмотрись, – посоветовала она, но тогда я решительно отмела все сомнения.
Константин никогда, ни словом, ни делом, не пытался ссорить меня ни с кем из моих друзей. Даже с Сашей, хотя, согласитесь, тут Костю можно было бы понять. Мы с Сашей мирно болтали в курилках, рассказывали друг другу байки, смеялись, ходили вместе на обед в кафе, иногда даже без Тоськи. И Константину это не мешало жить на свете. Он был само понимание, само терпение. Или не был? Впервые я задумалась над этим, когда он, услышав краем уха о концерте Умы Турман, на который я собиралась сходить, через пару дней сообщил мне о срочном заказе, из-за которого ему придется уехать именно в этот день. Я тогда не обратила на такое удивительное совпадение серьезного внимания, тем более что деньги нам были нужны, а срочный заказ сулил хорошие дивиденды.
– Конечно, дорогой, – согласилась я и отдала свой билет Тоськиному двоюродному брату.
Костя высоко оценил мой подвиг, он отправил детей к бабушке, заказал домой ужин из японского ресторана, мы слопали при свечах все эти суши, роллы, мы занимались сексом на полу на ковре. Мы сделали это еще и в ванной, а потом на кухне на столе. Мы смеялись, болтали обо всем на свете, целовались и ели консервированную клубнику из компота моей мамы.
– Ты прекрасна. Ты самая прекрасная женщина в мире, – прошептал он, прежде чем мы уснули.
Это и в самом деле был чудесный вечер. Но потом, в следующий раз, когда я отказалась от корпоративной вечеринки, потому что Косте надо было чертить, а у Алеши поднялась температура, Костя принял мою жертву как нечто само собой разумеющееся. Он чертил, я пыталась заставить плачущего Алешу проглотить какую-то липкую жаропонижающую гадость, а про себя чертыхалась и думала, как все ужасно несправедливо. Да, я сама, своей рукой, так сказать, дала Косте повод думать, что это нормально. Если откровенно, то за последние месяцы я сделала все возможное, чтобы заставить его поверить в то, что я – идеальная жена, идеальная мать (вернее, мачеха) и вообще идеальна, как никто другой. Возможно, он и поверил. Но, черт возьми, с чего он взял, что я не хочу пойти на вечеринку? Я не была на них уже сто лет! Я вообще нигде не была! И в один прекрасный день чаша моего терпения переполнилась, я осталась дома (в очередной раз), но после часа ходьбы из угла в угол не сдержалась и буркнула как бы себе под нос: