очень нудно 
34 
Естественно, часть пирога покинула Яну прямо в полете и упала к ней на кофту.
– Вот черт!
– Ничего-ничего. Я застираю, – засуетилась мама.
Янка скинула кофту, обнажив сильно поношенный, когда-то бежевый, а теперь землисто-серый бюстгальтер, туго стягивающий ее грудь. Она обхватила себя руками, то ли от холода, то ли от так несвойственного ей смущения, и сразу стала похожа на нормальную женщину, так что мне захотелось ее обнять.
– Мам, оставь. Дай мне какую-нибудь майку, и все. Я сама дома постираю.
– Опять будешь пропитывать вещь химией. Я мыльцем… А Интернеты ваши… Мне соседка предложила прибор один. Восемь тысяч стоит, правда. Измеряет волновой фон и ауру.
– Ауру? – удивилась я, думая, что будет, если, пока она стирает, я все же извлеку телефон из кармана. Наверное, ничего хорошего. Но я его достала.
– Продолжай… Ау, ошибка? Что с автобусом?
Я воровато забилась в угол и набросала ответ:
– Я вдруг почувствовала, что кто-то держит меня за талию. То есть, чтобы ты понимал, Алексейчик, я стою, вернее, вишу на поручне среди толпы, мне жарко, душно, цветы эти в лицо, полиэстер колется, а тут эти руки. Прямо как влитые. И как-то так мерзко, особенно потому, что я никак не могу понять, кто же это в меня вцепился. И даже не совсем в талию, а, так сказать, ниже…
– Приставали? В автобусе? Фу, гадость какая.
– В общем, было мерзко!
– Ты опять! – мама возникла прямо из-за моей спины.
Я была поймана на месте преступления, терпение мамино кончилось. Она начала кричать. И о том, что кругом одни зомби, что людям проедают мозг, что ФСБ следит за всеми с помощью видеокамер в подъездах, что я глупая (с чем не поспоришь) и что, если я не прекращу постоянно болтать по телефону, у меня родятся уроды. В итоге я тоже не выдержала, начала огрызаться, говорить, что за восемь тысяч рублей я готова ей сама тут ауру намерять и заодно могу снять порчу и почистить карму. А за пару тысяч сверху могу и бесов погонять.
– Прекрати! – обиделась мама.
Яна бегала между нами в своем сером лифчике, из которого ее грудь немного вываливалась, и убеждала прекратить ругаться и соблюдать приличия. В итоге мы все же остыли, надели на Янку мамину жилетку, уселись за стол и допили чай. После чего я встала, собираясь уходить.
– Еще же рано! – обиделась мама. – Ты уходишь, потому что тебе надо в этот свой Интернет?!
– Нет, мне просто пора. Меня дома будет муж ждать (вранье! Муж меня ждет прямо по телефону. И вообще я теперь предпочитаю мужа не видеть, а читать!).
– Вот ты просто вся облучена с ног до головы. В деревне надо жить. Корову доить.
– Ну конечно, – хмыкнула я.
– Сейчас дети пошли такие, все облученные. Биоритмы изменились, дети теперь все дерганые, их бы раньше считали шизофрениками, а сейчас – нормально.
– О, я точно шизофреник! – согласилась я.
– Ты просто ничего не хочешь замечать. Наш мир – сумасшедший. Правительство должно запрещать все эти компьютеры, телефоны и рации. И Интернет. Да ты меня не слушаешь! Что там в этом твоем телефоне?
Мама попыталась заглянуть, но я сунула телефон в карман пальто. Алексей в виде нескольких килобайт в моей программе был со мной.
– Кошмар. Какая мерзость, ненавижу таких типов. Это какое-то извращение. А скажи, SistemError, почему ты ездишь в вечерних платьях на автобусе? Куда смотрит твой муж?!
Действительно, куда?
Я вышла из родного маминого дома, Янка еще осталась там, ждала, пока высушится кофта. Я же решила завернуть в небольшой магазинчик за углом, чтобы пристроиться где-нибудь там и спокойно… что? Попереписываться с мужем, конечно. И так бы и было, если бы не неожиданное. Не успела я пристроиться на скамейке рядом с сейфами для сумок, как вдруг заметила старую школьную подругу, с которой не виделась лет сто, наверное, Ленку Симагину, с которой мы дружили как сумасшедшие десять лет и даже больше, наверное. Мы жили в одном доме, в соседних подъездах, а еще наши мамы дружили, пока Ленкин папа не ушел к молодой любовнице. После этого Ленкина мама уже ни с кем не дружила. А мы с Ленкой были очень, очень близки. В какой-то степени, после того как Ленка вышла замуж и уехала куда-то в Новосибирск к мужу, я жила, как потерянный щенок, и пришла в себя только после того, как в моей жизни появилась Олеська.
– Ленка! Господи, Ленка! Это ты? Ну, ты изменилась! – завизжала я во весь голос.
Ленка стояла напротив меня, длинноногая, худющая, в высоких сапогах-ботфортах, в совершенно потрясающей красной куртке с кучей стразов, и смотрела на меня, как на призрака из потустороннего мира.
34 
